Юлия Кривопуск - У мечты должны быть крылья

— А! — Ева накрутила на палец золотистую прядь. — Да я и не настаиваю, я просто так спросила.

Васильич погладил её по округлой груди.

— А ты жену любишь? — сменила красотка тему.

— А что тебе до моей жены?

— Интересно.

— Какая мне любопытная девочка попалась! — ущипнул её Штырь. — Всё-то ей интересно!

— Да. — Блондинка жеманно наклонила голову.

— А если люблю, то что?

— Тогда я обижусь, — надула губы Ева.

Васильич засмеялся.

— Хорошо, тогда не люблю.

— А если не любишь, зачем тогда с ней живёшь?

— Привык.

— А дети у вас есть?

— Нет. У неё есть дочь, а у меня детей нет.

— Почему?

— По кочану.

— А ты хочешь детей?

— Девочка, ты стала меня уже доставать! — В голосе Штыря послышались жёсткие нотки. — Нет, я не хочу детей! Я хочу покоя! Хочу накопить денег, продать завод и свалить на Карибы. Хочу до конца жизни сидеть у тёплого моря и умереть в объятиях молоденькой красотки. Ещё вопросы будут?

— Будут!

Васильич напрягся.

— Можно этой красоткой буду я?

— Можно! — Васильич обмяк, стиснул Еву в объятиях и укусил за грудь.

Он даже не подозревал, что в эту секунду сам определил свою судьбу.

На плоской поверхности скалы, разделённой лучом закатного солнца на две части, — светлую и тёмную, — каждый на своей стороне, сидели Ангел и Дьявол. Спокойствие и безмятежность царили вокруг. Морские волны тихо плескались, о чём-то перешёптываясь друг с другом. Чайки кружили над волнами, то садясь на воду, то с громким криком снова взлетая в небо. Прозрачный, дрожащий, разогретый до духоты воздух казался осязаемым.

— Давай в шашки сыграем! — позёвывая, предложил Хранитель Тьмы. — Ты чёрными, а я белыми.

В глазах Ангела мелькнуло удивление.

— Почему это я должен играть шашками твоего цвета? — спросил он.

— А так, из интереса, — последовал ответ. — Не всё же тебе беленькими-чистенькими играть! Поиграешь немного чёрненькими.

— Хочешь примерить на меня чёрный цвет?

— Ты, как всегда, недогадлив! Хочу примерить на себя белый.

Хранитель Тьмы щёлкнул пальцами, и на каменном плато возникла клетчатая доска с шашками. Красный луч заката разделял её ровно пополам. На стороне Ангела стояли чёрные шашки, на стороне Дьявола — белые.

— Как ты думаешь, если я буду играть белыми, я выиграю или проиграю? — задал вопрос Хранитель Тьмы.

— Проиграешь. Свет не повинуется тебе.

Ангел бросил на доску мимолётный, равнодушный взгляд. Вытянув перед собой руку, он сжал пальцы в кулак. Когда, в следующую секунду, Хранитель Света раскрыл ладонь, на ней лежали маленькие кусочки хлеба.

— А тьма не повинуется тебе, — парировал Дьявол. — Значит, ты тоже проиграешь. Но в игре не может быть двух проигравших. Где логика?

— Будет ничья, — пожал плечами Ангел. — Всё просто. Зачем ты затеял этот разговор?

Он подбросил кусочки хлеба вверх, и подоспевшие чайки тут же подхватили их, жадно проглатывая на лету.

— Но ничьей быть не должно, — изрёк Хранитель Тьмы. — Зачем тогда состязание, если нет победителя и побеждённого? Игра теряет свой смысл.

— Что поделаешь! Так устроен мир — тьма и свет равноправны. Тьма никогда не победит свет, а свет никогда не победит тьму.

— Очень жаль, очень жаль, — пробормотал Дьявол. — Я не могу выиграть у тебя, когда играю чёрными, и не могу выиграть, когда играю белыми. Я всё время должен соглашаться на ничью!

С силой он смёл шашки с доски.

— Но я не хочу ничьей! — воскликнул с досадой Хранитель Тьмы. — Я хочу побеждать!

— Мало ли, кто чего хочет, — философски заметил Хранитель Света. — Усмири свои желания, иначе Господь усмирит их.

— Что? — презрительно скривился Дьявол. — Твой Господь усмирит мои желания?! Не смеши меня, Апостол! Как может усмирить меня распятый еврей? Напугает? Чем? Землетрясениями, цунами, эпидемиями? Картины каких страданий заставят дрогнуть моё сердце? Апокалипсис вызывает в моей душе лишь чувство удовлетворения! Что может быть прекраснее, чем созерцать разрушающиеся города, страны, стираемые с лица Земли, народы, вымирающие от неизлечимых болезней?! Я становлюсь лишь сильнее, наблюдая всё это, ибо души отверженных Богом поступают в моё полновластное распоряжение! Я радуюсь проявлениям гнева Божьего, а ты вздумал меня им пугать! Глупость твоя не знает границ, Апостол!

Хранитель Света невозмутимо слушал его.

— Кстати, Христу пора бы научиться контролировать свои эмоции! — продолжил Хранитель Тьмы. — Людской гнев Он причислил к семи смертным грехам, а сам же даёт волю Своим чувствам весьма часто. Стараясь усмирить грешников, Господь устрашает и уничтожает целые народы, обрушивает на них всевозможные напасти. По меньшей мере, это несправедливо по отношению к роду человеческому! Какой же смертный будет уповать на Бога после этого? Неужели распятый еврей не боится, что люди, с лихвой познав Его гнев, отвернутся от Него?