Проходит час и ко мне заваливается делегация — вся моя семейка. Они заходят с серьезными лицами.
— Ты так меня перепугала! — признается мама и величественно встает в ногах, как статуя свободы. Но её голос не выражает ее слов. Скорее наоборот, он содержит столько укоров, сколько канцелярская коробка — кнопок.
— Я тоже рада тебя видеть, ма! — отвечаю я.
Папа подходит и садится на корточки рядом со мной, берет мою руку в свои ладони, сжимает её:
— Слава богу.
Алина улыбается из-за широкой спины отца. Но вид у неё несчастный.
Я приподнимаюсь, папа помогает мне и поправляет подушки за моей спиной, чтобы мне было удобней.
— Спасибо, — говорю я.
— Ты не отдаешь себе отчет! — вступает моя мать.
— Дорогая, — произносит папа. Но она не замечает его попытки удержать её.
— Как ты только могла?! — продолжает она, не отступая от своего хода мыслей. — Сколько можно безумствовать? Это надо же, додуматься сбежать из госпиталя и еще сестру на это подбить. Это так поступают взрослые, ответственные люди? — Её брови изогнулись в дугу, глаза сверкнули, и этот устрашающий вид был направлен на меня. — Чего ты добиваешься? Чего? Нравиться издеваться над людьми, которые о тебе заботятся или это у тебя игры такие, разрушить всё вокруг себя, а потом и себя довести?
Я поднимаю бровь от ее мелодраматичного монолога. Её механический холодный и резкий голос вихрем поднимает со дна моей души такое, что даже не знаю, как передать это чувство… Я не могу ей сказать, что я устала и мне всё невмоготу и больше не под силу. Но этого и не требуется, у неё на всё своё непоколебимое мнение.
— Если так хочется отказаться от жизни и игнорировать то, что прямо у тебя перед глазами, так тому и быть. Пожалуйста. Ты же не думаешь о жизнях других людей, зачем мы тебе. Ты же уже на всех поставила крест? Как только до тебя не доходит, что если захотеть и поверить в свои силы, можно многое изменить и добиться. Хотя бы, ради себя нужно бороться. Нельзя вот так просто опускать руки!
— Прекрати! — вспыхнула я. Этот информационный вакуум односторонней критики моей персоны начинал выводить меня из себя.
— Я перестану, когда ты осознаешь всё то, что я пытаюсь до тебя донести, — отвечает мать, в её голосе слышится раздражение.
— А я не хочу слушать! Я не желаю! — Я отворачиваюсь к окну. Ощущение, что ещё доля секунды, и я потеряю контроль. Внутри пустота и разочарование, по ущербу и потерям равные крушению поезда.
— Нет, на этот раз тебе придется! — моя мать восстает передо мной. Вслед несутся высокопарные слова о понимании долга и обязательств, моя мать умеет нагонять тоску.
— Иногда мне противно, от того, что твоя кровь течёт во мне, — говорю я, вложив весь гнев.
— Что ж, сочувствую. Но ты моя дочь и останешься ей навсегда. Я не откажусь от тебя, чтобы ты не говорила. И если ты не хочешь бороться за свою жизнь, значит, это буду делать я. Я ненавижу её. За громкие слова, у которых нет будущего, за её холодность, когда хочу тепла. Моя психика настолько расшатана, что мне с трудом удаётся держать вспышку гнева, взрывающуюся, как залп салюта. Любое мелочное слово способно превратить меня в лавину, уничтожающую всё на своём пути.
— Почему из всех в мире это должно было произойти именно со мной? — спрашиваю я.
— У меня нет ответа, — заявляет она. — Но если бы я знала, я бы сделала всё возможное, чтобы этого не допустить.
Я назло смеюсь ей в лицо. Смирилась, но не отпускает.
— Так просто, а что делать мне? Чем, черт возьми, я это заслужила? — ору я. — Тем, что всю жизнь подчинялась твоей воли и жила по твоей указке? — Слёзы режут глаза, но я не даю ни одной капле упасть. — Тем, что всё время проводила за учебниками и, занимаясь всей той дребеденью, которую ты находила для меня? Оно мне надо было? Я ничего этого не хотела. Черт бы тебя побрал, я хотела обычную жизнь, как у любой девчонки. Я хотела гулять, общаться с друзьями, желала влюбиться и наслаждаться подростковой жизнью. Но ты всё это отняла у меня. И сейчас ты снова продолжаешь отнимать у меня последнее, что мне остается — делать то, что я желаю!
Когда у меня происходит очередной приступ «бешенства», моя мама невозмутимо обожает вталкивать мне народную мудрость:
— Есть люди, которым приходится гораздо хуже, — говорит она. И эти её слова встают у меня, как кость поперек горла. Я хочу её стукнуть. Папа остается спокойным.
В палату подозрительно быстро заскакивает старшая медсестра — в руках у нее лоток со шприцем.
Читать дальше