Эргали Гер - Чертановское лото

А Рыжий все не мог закруглиться, и наше пьяное знакомство в его пересказе, звучном, как баллада о рыцаре Айвенго, никак не могло разрешиться изобретением чертановского лото. Мы с Пашкой грустно переглянулись, он потянулся к бутылке и перебил Рыжего:

— Короче, Рыжий напился и заночевал у меня, а на другой день девчонки опять пришли, и Генка пришел, и давайте выпьем, хватит тянуть кота за хвост!

Севка спросил, при чем здесь все-таки чертановское лото.

— А, ну так вот, — Рыжий обрадовался, бутылку Пашке не отдал и завелся по новой: — Самое главное, что заночевал я в ту ночь у Пашки. Как ложились не помню, помню только, что Пашка предупреждал: «Ты, — говорит, — с головой в одеяло не зарывайся, а то бабка увидит, что я с кем-то сплю, и подумает на тебя как на женщину. А бабка у меня, — говорит, — суровая бабка, она в таких случаях хватает что под руку попадет и бьет, притом не меня, поскольку я у нее единственный и любимый внук, а именно, значит, тебя в данном случае». А у меня, понимаешь, как раз такая привычка, что я с головой, когда сплю, зарываюсь под одеяло, потому как меня закаляли в детстве и даже зимой все форточки открывали настежь…

Дотошный Севка попросил уточнить, при чем здесь чертановское лото, Рыжий опять обрадовался, но Пашка прекратил эту бестолковщину, заметив, что Рыжий, похоже, переохладился в детстве, а заодно притомил свои мозги под одеялом, но это печальное обстоятельство не должно помешать сегодняшнему празднеству и не помешает.

— Пей, соловей чертановский! — приказал Пашка, и Рыжему пришлось подчиниться.

Он выпил, Севка не стал, а мы с Пашкой стали, так что Рыжему тут же пришлось выкатывать из авоськи следующую бутылку.

— М-да, — промычал Севка, наблюдая такие страсти. — Так кто же все-таки изобрел эту напасть?

— Да вот, — Рыжий, отдуваясь, ткнул в меня пальцем. — Бери автограф, пока не поздно.

Севка посмотрел на меня. Я стал оправдываться, сказал, что уже давно не играю, а тогда и думать не думал, что эта игра так приживется. Потом сказал, что не хочу пить за игру, которую считаю убогой, а хочу за ту далекую встречу с теми, кто навсегда вошел в мою жизнь — за Рыжего, Таньку и Ольгу за всех нас, за все, что с нами было хорошего и не очень. А Пашка сказал, чтобы я не трогал игру с кочки зрения своих семейных проблем… и больше ничего не сказал, только погрозил мне пальцем. Севка посмотрел на нас, посмотрел на Вику и вдруг заговорил о том, что все компании вроде нашей проходят периоды весны и осени. Говоря языком социологии — это Севка так выразился — так вот, говоря языком социологии, Танька с Ольгой переросли идеалы компании, я тоже перерос, а Пашка с Рыжим зациклились и цепляются за прошлое руками-ногами. Рыжий обозвал Севку форменным сухарем, которому до лампочки мужская дружба и постоянство, а Пашка вздохнул и печально посмотрел на меня. Я тоже посмотрел на него, мы поняли друг друга и под шумок выпили, а потом Пашка негромко, так, чтобы только я слышал, сказал, что Танька ему звонила и обещалась сегодня быть.

Я промолчал, потому что, в общем-то, так и предполагал.

— Сам-то не думаешь?

Я сказал, что не знаю, отвык как-то от всего этого, да и дома, сказал, трудно будет уладить. Мы стали смотреть на Вику, потом на пруд. Потом я сказал, что попробую выбраться. Пашка кивнул. Мы еще одну бутылку распили.

Тип, который надраивал «жигули», полаялся с пацанятами — те огрызались с безопасного расстояния, а самый бойкий сидел на иве и с ветки чирикал про загрязнение природной среды. Тип нехорошо склабился и показывал воробью монтировку. Кончилось тем, что эту самую монтировку увели у него из-под носа, и теперь он стоял под деревом, весь красный, и уговаривал пацанят «по-хорошему». Пацанята гроздьями висели на иве, бегали по ней как мартышками и верещали.

А Севка с Рыжим тоже сцепились — хоть за ноги растаскивай. Получалось, по-Севкиному, что все мы тут неудачники, отставной из центра народ, не добились успеха в жизни и потому, говоря языком социологии, культивируем неуспех и прочие антиобщественные проявления. Я подумал, помнится, что Севка нахватался всяких случайных мыслей, работая механиком на «Мосфильме», и прилаживает их ко всему подряд, как мартышка очки. Потому что уж больно огульно он все Чертаново зачеркнул. Как будто на той же Пресне не пьют.

— А если кому повезет, вроде Таньки, то сразу оказывается, что это были одни слова, социальная самозащита, — Севка разгорячился и перешел на личности. — Легко говорить, что тебе ничего не надо, когда тебе ничего не дадено. Никто, понимаешь, не станет хлобыстать портвейн на берегу грязной лужи, когда имеешь всякие там дачи и коньяки.