Алексей Котов - У ангела болели зубы - лирическая проза

Снова заворочался Сашка, свернутое под головой чужое пальто кулаком взбил…

Ну, жизнь, а?!..

Анастасия Филипповна приподнялась:

— Сашенька, ты почему не спишь?

— Да так я… Мысли всякие в голову лезут.

— А ты молитву прочитай: «Богородица дева радуйся…»

— Хорошо…

Хорошо-то, хорошо, только слова этой молитвы Сашка почти и не помнил… Теплоту под холодным сердцем — да, а вот слова нет. Разве что кроме «Господь с тобою»…

Лег Сашка, в пропахшее ладаном пальто носом уткнулся… Минута прошла, успокоились мысли, словно дымкой подернулись.

Вспомнил Сашка, как давным-давно любил на воду смотреть. Бабушка корыто на солнечное место ставила и вода из колодца в нем такой светлой была, что поневоле залюбуешься… Чуть колышется вода, играет тысячами мгновенных и живых оттенков — тронь ее рукой — расступится, примет руку, обнимет пальцы легкой и живой прохладой… Чистая в воде красота, чистая и простая… А покрась ее хоть золотой краской, посеребри миллионами ярких блесток — уйдет чистота. Ни умыться такой водой, ни выпить ее… Может быть и жизнь — как вода?.. А Бог?..

Засопел сонно Сашка, всхрапнул потихоньку…

Все в воде отражается, и доброе, и злое. Но ничто ее не замутит, если сам человек этого не захочет. Вот и снилась Сашке вода… Смотрел он на нее и словно радовался чему-то…

Пол-пятого разбудила Сашку перепуганная Анастасия Филипповна. Светало уже…

— Что?

Спросонья Сашка и не понял ничего, а потом голоса за окном услышал: пьяные, крикливые, резкие.

— Опять через ограду перелезли… — дрожал старушечий подбородок, рука суетливо тощую грудь крестила. — Спаси и сохрани, Господи!..

— Щ-щас я…

Пока Сашка ботинки нашел, пока куртку надел — время!..

А за окном:

— Пара-пара-парадуемся на своем веку!..

— Дед, ты где?!.. Выходи, выпьем!

Свист, мат… Кирпич об ограду со звоном раскололся.

Гуляют, ребята, короче говоря.

Леночка за локоть тронула:

— Саша, не выходи!

Хмыкнул Сашка. Ничего, сейчас разберемся…

Только одно и сказал в ответ:

— Дверь за мной заприте.

Трое гуляк оказалось. Двое — жидковатые ребята, молодые еще, а третий побольше, повыше и, сразу видно, бойчее и злее. Но Сашкину фигуру увидели — все трое поневоле замерли. Молча ждали, пока Сашка подойдет.

— Что, пацаны, места другого себе не нашли? — глухо голос у Сашки звучал, словно издалека.

— А тебе чего надо, мужик?..

Пауза получилась длинная, нехорошая, до звона в ушах… Вроде бы незваные гости еще и тянули лица свои улыбочками, еще бодрились, но двое, что поменьше, быстро сникли, назад шагнули…

Не спеша закурил Сашка. Заметить успел, как тот, что повыше, руку в карман сунул… Дурак! На нож, значит, рассчитывает…

— В общем так, пацаны, все трое — на колени и ползком к ограде.

— Ага… Сейчас!

Тут и столкнулся взглядом длинный парень с Сашкиными глазами. Не побледнел он даже, а посинел от ужаса. Понял вдруг: звериная, свинцовая сила не знающая пощады перед ним стоит. Ударь сейчас Сашка — как гнилой арбуз брызнет осколками пьяная голова. Попятился длинный…

— Ты что, мужик?!..

— На колени — и к ограде. Быстро!..

От такого голоса не то что мороз по коже — изморозь на сердце сухой коркой осядет. Одному только и удивлялся Сашка, как земля под его тяжестью не прогибалась. Каждый мускул, каждая клеточка тела такой неимоверной мощью дышали, не троих подавай — толпу — всех бы смел, как шары с бильярда… Без сожаления и жалости.

Двое ребят уже на корячках стояли, а третий оседал медленно, не отрывая глаз от Сашкиного лица, словно все еще поверить не мог, что существует на свете такая нечеловеческая сила. К ограде поползли не оглядываясь… И перемахнули через нее, как легковесные крысы.

Назад, в храм, тяжело Сашка шел, словно огромный груз — свою силу — на могучих плечах нес. А в храм вошел — исчезла тяжкая сила, ушла без следа… Опустился Сашка перед алтарем на колени. Легко стало на сердце, а душа — словно в чистый лист бумаги превратилась. Ребенок пред Богом стоял, просто мальчик…

Заскрипела Сашкина шея, потому что еще ни перед кем не гнулась:

— Да будет воля Твоя, Господи!..

Ты даешь светлую воду жизни, но во что мы превращаем ее безумием своим?.. И что мне сказать, Господи, в оправдание свое? Ты — давал, я — тратил; Ты покрывал долги мои, я — тратил втрое; Ты — направлял путь мой, я же в гордыне своей говорил: «Я иду!»

Скрипит Сашкина шея, клонится ниже и ниже:

— Да будет воля Твоя!..