Алексей Варламов - Мария и Вера

Бывала в писательской квартире и Лиза. Обычно пили чай с дунинским медом у доброй женщины после посещения Третьяковской галереи. За большим столом под круглой венецианской люстрой, некогда купленной самим Пришвиным, говорили о мудром писателе, который знал, из каких родников пробивается поэзия, и мечтал объединить всех людей, открыв для них волшебную страну Дриандию. Валерия Дмитриевна, наклонив голову, смотрела на девочку лучезарным и грустным взором женщины, которая прожила жизнь, не имея своих детей, и было Лизе в этом родном мире уютно и хорошо, и все люди казались ей добрыми и счастливыми.

Идиллическое, ничем не нарушаемое существование моей маленькой героини продолжалось почти до восьми лет, покуда не настала пора снаряжать дитя в школу. В глубине души обе ее наставницы боялись этого момента и нарочно пропустили лишний год, давая своей воспитаннице домашнее образование, где к римским героям, агиографии, Пришвину и Чарской прибавились уроки чистописания, математики, музыки и двух иностранных языков — английского и немецкого. Но чему быть, того не миновать, и однажды звонкой весной, когда сошел грязный снег на дворе, старушки впервые за много лет вышли из дома вместе и повели внучку на собеседование в школу, располагавшуюся в одном из соседних переулков.

Это была замечательная московская школа с углубленным изучением французского языка, какие бывают только в пределах Садового кольца. В эту школу было трудно попасть и еще труднее учиться, в нее ездили дети из интеллигентных семей со всего города. Не все в ней доучивались до конца, многим детям приходилось со школой расставаться раньше срока и переходить в другие, где троечники становились отличниками. Зато те, кто оставался в двадцатой, даже с тройками в аттестате поступали в лучшие институты страны и в Московский университет. Дети вырастали, становились родителями и приводили в школу своих детей, пожилые учителя узнавали в преуспевающих молодых мамах и папах бывших учеников, и в школьном коридоре, где нарядно одетые девочки и мальчики искоса поглядывали друг на друга, а родители вели слегка фальшивую беседу, стараясь выглядеть уверенно, нервозность смешивалась с настроением праздника.

Лиза волновалась ужасно и оттого была особенно прелестна. Глаза ее блестели, щеки раскраснелись, она была одета в свое лучшее синее платье с кружевным воротником, волосы украшал пышный белый бант, а в голове у нее вертелись наставления бабы Али, как правильно войти в классную комнату и поздороваться, не останавливая взгляда ни на ком, но в то же время обведя глазами всех. Было обговорено, какие стихи она прочтет и как станет отвечать на вопросы, но сердечко все равно тревожно колотилось у девочки в груди, и еще ее немного смущал смотревший на нее в упор высокий черноволосый мальчик в матроске, который сидел напротив в коридоре с папой и мамой и болтал ногами, как на качелях.

Однако бояться ей было нечего: уж кто-кто, а Лиза Непомилуева была к школе готова безукоризненно. И в самом деле, когда настала ее очередь войти в просторную светлую комнату и отвечать на вопросы учителей, завуча начальных классов и директора школы, девочка поразила всех необычайно чистой речью, умением бегло читать и считать, но более всего — рассказом по картинке.

Ей выпало составить рассказ о первомайской демонстрации на Красной площади. Краем глаза заметив картинку, баба Аля побледнела, а баба Шура почернела, но Лиза… Первый раз в жизни она увидела зубчатые стены древней торговой площади и вообразила, что это и есть та самая Дриандия, которую призывал открыть Пришвин. Вдохновение охватило ее, и она рассказала приемной комиссии историю, после которой никто не стал задавать девочке дополнительных вопросов. Директор листала Лизины документы, что-то вполголоса шептала ей на ухо завуч, в глазах у обеих стояли слезы, и женщины с благодарностью смотрели на двух старух, вся жизнь которых свелась к тому, чтобы вырастить девочку, даже не подозревавшую о своей сиротской доле и не чувствовавшую себя ни в чем ущемленной.

По заведенной в школе традиции результаты собеседования сообщались только время спустя, когда вывешивались списки поступивших, но Лизиным бабушкам сразу же сообщили, что девочка их принята, и лишь ласково попеняли, что был упущен целый год.

— А может быть, определим ее сразу во второй класс? — предложила молодая завуч.

— Не стоит. Все, что ни делается, к лучшему, — сказала директор школы певучим голосом и повернулась к Лизе, — тебе необыкновенно повезло, Лизонька. В этом году один из классов набирает Татьяна Петровна Глинская, лучшая учительница нашего района. Тебе будет очень хорошо у нас.