Михаил Бару - Один человек

— Вовка… (трагический вздох) он… сказал, что гражданский кодекс написал не Наполеон… Я ему, идиоту, говорю, что… (всхлип) а он… Папа! Нет, ты скажи, скажи! Это же известно даже тем, у кого рак мозга! Ведь правда, пап! И вообще, он сказал, что Наполеон ничего не петрил в государственном устройстве и в конституционном праве… и после этого… да я его… я ему… умолять будет! Не дождётся! И ещё сказал, что Кант… что этот зануда… понимал в праве больше, чем Наполеон… Да плевать я на Канта хотела. Много он понимал, философ хренов. Сидел и сопли жевал в своем Кёнигсберге. Вместе с Вовкой. Два дурака. Я им покажу!

— И из-за Наполеона… Из-за Канта ты поругалась с Вовкой?!

— А ты, между прочим, тоже хорош! Кто посоветовал Вовке почитать Канта? Кто дал ему книжку?! Мне бы посоветовал, а я бы решила… Папа, он будет следователем. Следователем! Вот пусть и читает свой уголовный кодекс!

— Юля, так ведь ты тоже будешь следователем. Между нами говоря, Наполеон со своим гражданским кодексом тебе даже не однофамилец, не говоря о том, что не родственник. А вот Вовка может… Помирись, а?

— Ты мне его не защищай! Я с ним сама разберусь. Я тебе зачем звоню — чтоб ты меня воспитывал? Мне двадцать один год! Я уже на пятом курсе…

Давно это было. Ещё при советской власти. Занесло меня вместе с археологической экспедицией в Самаркандскую область. Про археологические подробности рассказывать не буду. Не специалист. Рассказ мой о другом.

В один из свободных от раскопок дней собрался я, по совету друзей, в близлежащий райцентр Иштыхан. Там был книжный магазин, в который почти не ступала нога умеющего читать по-русски человека. В то время как книголюб европейской части Советского Союза только что не отца родного был готов извести на макулатуру, чтобы получить талончик на приобретение какого-нибудь, прости господи, Дрюона, в среднеазиатской глубинке благодаря особенному устройству нашей плановой экономики пылились в магазинах самые дефицитные издания. Точно так же и в каком-нибудь местном сельпо можно было найти итальянские сапоги на невообразимой платформе или кожаные пальто с песцовыми и лисьими воротниками, на которые с изумлением взирали узбеки и узбечки в галошах на босу ногу и ватных халатах.

В тех краях я был в первый раз, поэтому одного меня не отпустили, а дали в провожатые молодого археолога Лизу, которая отработала здесь уже несколько полевых сезонов и за это время успела собрать неплохую библиотеку.

Втиснуться в автобус, идущий до Иштыхана, было непросто. Не всякая сельдь могла бы набиться в такую бочку. Мужчины, само собой, сидели. Женщины стояли, сидели на полу, нависали над мужчинами. Да, вот ещё что. Узбекские женщины, особенно в сельских районах, имеют обыкновение мыть волосы скисшим молоком. Говорят, это укрепляет корни и способствует росту волос. Не буду спорить. Насколько я мог заметить, волосы у узбечек такие, что их хоть ацетоном мой — всё равно будут густыми, чёрными и блестящими. Кстати, запах ацетона быстро выветривается, чего нельзя сказать о запахе непромытого кислого молока. В условиях замкнутого автобусного пространства и далеко не комнатной по нашим северным понятиям температуры этот запах мог свалить с ног даже слона, умудрись он просунуть свой любопытный хобот в этот автобус. Какая-то мамаша поила молоком ребёнка из бутылки с соской. Ребенок капризничал и пить не хотел. Приглядевшись, я увидел, что бутылка была из-под «Столичной». Может быть, смышлёное дитя чувствовало подмену?

Мы с Лизой протолкались к водителю, и я спросил его, сколько стоит проезд до Иштыхана. Водитель, не глядя на меня, пробурчал:

— Сколько не жалко. Копеек двадцать-сорок хватит.

Расплатились. Выдавать билеты в обмен на деньги здесь, по-видимому, было не принято. Впрочем, мы не настаивали. Не настаивали и остальные. После того как все вошедшие на нашей остановке оплатили свой проезд, водитель достал из своего кошелька горсть меди и высыпал её на вытертый жостовский поднос, точно хозяин зерно курицам. Поверх монет он украсил этот натюрморт небольшим количеством надорванных билетиков, которые достал из кондукторской сумки. Вся композиция называлась, как я потом догадался, «привет контролёрам на линии». Двери не закрылись, и мы поехали.

Через несколько минут мы обогнали девочку лет десяти, которая шла по обочине и гнала перед собой несколько овец. Девочка была одета в школьную форму и бывший когда-то белым фартук. Первое сентября закончилось больше месяца назад. Перехватив мой удивлённый взгляд, водитель сказал: