Михаил Сегал - Молодость

– Надо возвращаться, – сказала Маша, – Лариса Петровна ждет, ей домой надо, у нее сын болеет.

– И что, мы с пустыми руками придем? – сказал Антон. – Это не по-пионерски.

– Ну, придумаем что-нибудь по дороге.

Спустились, солнце было высоко. Хорошо на улице, жарко. Пахнет травой.

– Интересно, сколько мы килограмм собрали? – спросила Маша.

– Двадцать точно, – сказал Антон, – а то и тридцать.

Почему-то не уходили. Решили ведь уже, а не уходили. И тогда Анечка сказала:

– По-моему, я ключи от дома потеряла.

Стали думать: что, где? Искать по пыльным улицам бесполезно: выронить их можно было где угодно. Вон как от собаки неслись! Анечка почти заплакала, но Дима сказал:

– А я слышал, что наверху что-то звякнуло, может, ты там обронила? – и сам, первый, побежал наверх.

Ребята подождали и тоже поднялись. Дима их уже ждал, весело вращая ключи на колечке.

– Эти?

– Эти, – Анечка перестала плакать, – спасибо.

– Смотрите, – сказала Маша, – цирк видно!

Из окна были видны дальние районы, а ближе как на ладони – здание Нового цирка. Конечно, его так называли уже лет двадцать, но с другой стороны – новее все равно не было, а Старого тоже никто не помнил. Наверное, был какой-то Старый, раз этот Новым назвали!

Купола светились уже не белым, а желтоватым светом, отражая краски наступающей осени. Ребята замерли. Было здорово, потому что могли сейчас сидеть на трудах и не видеть всего этого. Сидели же каждый день, а потом шли домой привычной дорогой: стадион, гаражи, улица. А этот дом, получается, все время, каждый день, каждую секунду стоял здесь. И дверь была открыта, и можно было подняться и увидеть, как светится Новый цирк.

Окна не хватало на четверых. Антон смотрел из-за голов, а потом отошел немного дальше. Когда ребята насмотрелись и повернулись, он стоял к ним спиной на середине лестничного пролета, ведущего вверх.

– Ты чего там нашел? – спросила Маша.

– Там есть квартира, – сказал Антон.

– Точно! – Дима пробежал выше. – Колесникова, иди сюда, просить будем!

Маша Колесникова поднялась до конца пролета.

– Я в прошлый раз просила, – сказала она, – пусть Горохова просит.

Анечка Горохова отступила назад, к окну, к солнцу.

– Я не пойду, там темно.

– Ну и что, что темно. Откроют – будет светло. Да ты поднимись на всякий случай, может, они тоже на работе.

Но Анечка крепко взялась за подоконник и решительно ответила:

– Я боюсь, я имею право бояться. Я девочка.

– Но ты же в первую очередь пионер, – сказала Колесникова, и это должно было подействовать, потому что если бы так сказал Антон или Дима, тогда не считается, а Колесникова – сама девочка, значит, имеет право! Но Горохова не сдвинулась ни на шаг.

– Я здесь вас буду ждать.

– Ждать много смелости не надо, – сказала Колесникова, – идти-то сложнее.

Анечка опустила глаза.

– Да ладно, какая разница, – сказал Антон, – что мы тут, корову делим? Сейчас, быстро! Ты ведь подождешь, Горохова?

Анечка посмотрела ему в глаза, так что, казалось, даст самое пречестное слово, например: «Обещаю!» Но она просто сказала:

– Да.

И ребята пошли к квартире. Антон постучал, потому что звонка не было видно. Послышались быстрые шаги, дверь открыла старушка в легком нарядном платье. Показалось, что она несколько разочарована, как будто ждала кого-то другого.

– Здравствуйте, – сказала Маша, – мы из тридцать второй школы, у вас есть макулатура?

Старушка не ответила.

– У вас есть ненужные старые газеты или книги? – объяснил Антон. – У нас пионерское задание.

– Должно что-то быть, – сказала старушка, – проходите, пожалуйста.

В квартире оказалось интересно. Все было старинное, наверное, даже довоенное.

– Книг ненужных не бывает, – сказала старушка, – а периодика есть. Смотрите здесь.

И она указала на высокий стеллаж. Газеты, журналы. «Правда» за двадцать пятый, двадцать шестой… «Крокодил» того же времени. «Нива» за девятьсот двенадцатый.

– Забирайте, если нужно. Мы уже все прочитали.

Ребята растерялись. Как такое в макулатуру? Такое в музей надо или в красный уголок.

– А вам что, совсем не нужно? – спросил Антон. – Это же антиквариат, его можно в букинистический за деньги сдать.

Старушка задумалась.

– Нет, – сказала она, – не нужно. Антиквариат – это что-то совсем старое, например, времен царя Александра Второго или Третьего. А это – периодика, просто новости. Что ее дома держать? Пыль одна.

Пошептались, и Антон сказал: