Всеволод Бенигсен - Закон Шруделя (сборник)

Администраторша равнодушно надорвала билет.

«Фигня какая-то, — думал Гриша, проходя к буфету, где толпилась куча народу. — Соврала кассирша… Прямо лом какой-то».

Было в этой толпе еще что-то, что смущало, но что именно, Гриша никак не мог понять.

— Что, хороший фильм? — спросил он у высокого бородача с забавными баками и в вельветовом пиджаке, занимая за тем очередь в буфет.

Бородач подозрительно оглядел Гришу с ног до головы.

— Откуда ж я знаю? Раз не наш, ясно, что не фуфло.

Гриша, который за всю свою короткую жизнь посмотрел довольно много «не нашего» фуфла, слегка удивился столь категорично позитивной оценке всякого заграничного творчества, но промолчал. Бросил взгляд на выставленную в буфете снедь и слегка растерялся — небогатый выбор малоаппетитных пирожных, пара сортов бутербродов, никаких кока-кол и энергетических напитков. Зато в большом допотопном стеклянном конусе, установленном на прилавке, плескался яблочный сок с мякотью, который Гриша любил еще с детства.

Он пошарил в заднем кармане джинсов и посмотрел на ценники. И тут неприятный холодок впервые пробежал по его спине. Цены были указаны в копейках.

«Наверное, перепутали что-то», — попытался он себя успокоить, но почему-то еще больше разволновался.

В этот момент зазвенел звонок, и все устремились в кинозал. Гриша понял, что перекусить ему уже все равно не успеть. Чертыхнулся и пошел за всеми.

Войдя в прохладное помещение зала, замер в недоумении: внутри яблоку негде было упасть. Некоторые молодые люди (явно студенты) сидели даже на ступеньках, некоторые стояли у стен.

Гриша взглянул на билет, понял, что его место у самой стены, и начал туда пробираться, неуклюже корябая животом спинки переднего ряда и стараясь не задевать сидящих сзади.

Через пару минут в зале наступила благоговейная тишина, нарушавшаяся покашливаниями и шепотом. Затем под внезапные аплодисменты на сцену пружинистой походкой поднялся, а точнее, взлетел, невысокий чернявый мужчина в кожаном пиджаке. Подошел к микрофонной стойке и кашлянул.

«Это еще кто?» — с тревогой подумал Гриша и осторожно покосился на соседей, но тех появление человека на сцене почему-то не удивило.

— Сегодня, — бойко начал мужчина, хитро поглядывая в зал, — вам предстоит посмотреть удивительную картину Антониони «Профессия: репортер».

— Блин, — тихо чертыхнулся Гриша, — фильм поменяли. Ну хоть бы предупреждали!

— Удивительна она хотя бы тем, — продолжил человек на сцене, — что вам предстоит ее посмотреть.

В зале засмеялись.

— …посмотреть почти в то же время, — продолжил мысль ведущий, хитро улыбнувшись, — что и зрителям за рубежом. Что уже, — тут он издал саркастическое «кхе-кхе», — неплохо. Картина пока не куплена нашим прокатом, но, будем надеяться, это вопрос времени. Антониони в особом представлении советскому зрителю не нуждается…

Словосочетание «советский зритель» резануло Гришин слух, и он снова глянул на соседей, но все проглотили эту фразу выступающего, не дрогнув ни единым мускулом на лице.

— Оговорился, — стал успокаивать себя Гриша.

Тем временем мужчина на сцене от общих слов перешел к состоянию современного итальянского кинематографа, рассказал о творчестве Антониони, метнулся к истории европейского кино и, вернувшись, собственно, к фильму, пожелал зрителям приятного просмотра. Все бурно зааплодировали, а он положил набок микрофонную стойку, спустился со сцены и все той же пружинистой походкой направился к дверям. Пару раз он притормаживал, чтобы ответить на вопросы зрителей, один раз засмеялся, схватившись за голову, один раз отрицательно покачал головой и наконец, добравшись до двери, выбежал в фойе.

В зале воцарилась почти гробовая тишина, и свет начал медленно гаснуть.

Картина была неторопливая, но зал смотрел на экран, затаив дыхание. Особенно Гришу поразил голос переводчика, который явно сидел где-то здесь и переводил фильм синхронно. Самым же странным было то, что Николсон, игравший человека, который берет чужой паспорт и начинает чужую жизнь, был вопиюще молод. Каким макаром в «нашем прокате» эта картина еще не появилась, Гриша, сколько ни тужился, понять не мог — старая ж картина, чего ей в прокате делать?

Когда сеанс закончился, все повалили на выход. Только почему-то не обратно в холл, а через высокие деревянные двери с обеих сторон от экрана прямо на улицу. Гриша попытался вернуться в фойе, так как хотел купить какой-нибудь воды в буфете, чтобы смочить пересохшее горло, но его остановила строгая билетерша.