Андрей Дмитриев - Крестьянин и тинейджер (сборник)

Стремухин понял вдруг, чего недоставало в воздухе и почему так громок был ребенок, потерявший мяч, и аквабайк, совсем было затихший где-то на большой воде. Весь вечер отовсюду из-за деревьев доносилась музыка магнитофонов, радио и музыкальных центров — и вдруг она вся смолкла, были слышны только деревья на ветру. Стремухин подошел к Карпу, сказал про хашламу, вслух удивился тишине. Пилот и Карп прислушались. В тишине, нарушенной лишь шумом хвои на ветру и негромкими звуками автомобильного радио, в который раз раздались дробные хлопки, затем вступила трель судейского свистка, и хлопки смолкли.

— Да, — сказал Карп. — Нигде нет музыки, ты прав. Возможно, вырубили электричество. Пойду проверю.

Карп, встав из-за стола, побрел к киоску и нырнул в темный проем кухни. Потом вернулся и сказал:

— Нет, все нормально: холодильник работает. Можешь не нервничать: шашлык твой не испортится.

— Карп, ты ку-ку? — спросил пилот с любопытством. — Какое электричество? Свет в Бухте не дают уже с весны. И ты, и все вокруг работают на дизельных динамо.

Карп ухватился двумя пальцами за мочку уха, сконфуженно помял ее.

— Действительно, — сказал он. — Я перегрелся и ку-ку. И я не знаю, почему молчат магнитофоны. Пора есть хашламу.

Стремухин взялся сдвинуть столики, но Карп остановил его:

— Зачем? Карина сдвинет. — И громко позвал: — Карина, помоги!

Из-за деревьев на грунтовке показались люди и поманили Карпа пальцем в тень сосны. Карп неохотно к ним направился. Люди ему что-то сказали. Карп вышел из тени на солнце, сказал:

— Карина, погоди.

Из киоска вышла Карина, сказала недовольно:

— То помоги, то погоди… Ты, слушай, толком объясни, что тебе надо.

— Запри киоск, напиши «перерыв».

Карина вновь направилась в киоск, недовольно бормоча: «А чем писать? На чем писать?». Карп отмахнулся и вернулся к столику.

— С хашламой придется подождать. Какие-то крутые наводят шороху. Скоро будут здесь…

— И что? — спросил пилот.

— А ничего, — ответил Карп с фальшивой скукой в голосе. — Я с ними разберусь; отдыхайте пока. А хашлама подождет, никуда она не денется.

Карп снова вышел на грунтовку, встал посреди нее и принялся глядеть куда-то за деревья.

Пилот поднялся из-за столика, сказал Стремухину:

— Пошли.

Стремухин послушно последовал за пилотом к воде. Пилот открыл кабину самолета, влез в нее.

— Чего стоишь? — сказал он из кабины. — Давай сюда.

С легким замиранием сердца Стремухин забрался в кабину и, взволнованно поерзав в кресле, устроился рядом с пилотом. Тот включил двигатель. Начав вращаться, затрещал, потом и загудел пропеллер. Стремухина качнуло: самолет стал пятиться от берега, подрагивая на легкой ряби, и замер вдруг у входа в заводь, посреди большой воды. Стремухин внутренне собрался, с восторгом, но не без боязни ожидая взлета, но пилот взлетать не думал и выключил двигатель; пропеллер потрещал и встал. Самолет плавно покачивало, и слышно было, как плещется вода, переливаясь через поплавки.

— У них свои разборки, и это их работа, — сказал пилот. — А мне, того гляди, проломят самолет. Или еще отнимут понта ради.

— Я думал, полетаем, — разочарованно сказал Стремухин. — А так — чего? Я мог бы и остаться.

— Мог, но зачем тебе грубые зрелища? — сказал пилот. — Считай, что я тебя избавил.

Несильный ветер мягко поворачивал самолет. Сквозь плексиглас, обсыпанный туманной водной пылью, Стремухин молча оглядел берег: пустую пристань слева, правее — тесное скопление сосен на высоком берегу, еще правее — желтый пляж, столики Карпа, желтых людей в купальниках и плавках; и столики, и люди в плавках с воды казались маленькими, как в кукольном вертепе, и Карп казался маленьким, как ванька-встанька.

— Здесь хорошо, — недолго помолчав, сказал пилот. — А там нам делать нечего.

Из сумрака сосен, словно соткавшись из него, стали спускаться вниз, к воде, люди в коричнево-зеленом камуфляже, с черными головами без лиц, с черными палками в руках. Они пошли гуськом вдоль берега по направлению к пляжу. Покуда шли, Стремухин насчитал их девять человек, издалека похожих на раскрашенных пластмассовых солдатиков. Карп вышел им навстречу, заговорил; они не слушали его и по песку направились к киоску. Один из них дубинкой постучал в дверь киоска; дверь открылась, вышла Карина; из кухни вышел Гамлет.

Переменился ветер, и самолет, как парус, развернуло на волне носом к большой воде; пляж оказался за спиной. Солнце, повисшее над другим берегом, над черепицами и башнями деревни Терпигорево, готово было сесть сразу и за ближний взгорок, и за далекую иглу Останкина, мерцающую серебром в лиловом предзакатном мареве. Послышался шумный мерный плеск, за ним и смех, и крики: из-за мыса с пристанью со стороны Москвы медленно выходил старенький прогулочный двухпалубный теплоход; люди на палубах дружно принялись выкрикивать речитативом слова какой-то песни — Стремухин попытался, но не смог расслышать слов. Сделав широкий и округлый разворот, корабль стал приближаться к пристани.