Тарас Покровский - Наказание и преступление. Люстрация судей по-Харьковски

Но прежде чем наступило то скоро, произошел занятный инцидент, которого Куля не оценил, и в свете якобы достигнутой договоренности, не понял. Когда процесс рассмотрения жалоб в апелляции дошел до очереди Кули комментировать свою жалобу и отвечать на вопросы сторон, он был спокоен и сосредоточен. Председательствующий коллегии судей апелляционного суда представлял собой солидного, седого, усатого мужчину преклонного возраста, но еще достаточно энергичного и острого умом. Он очень хорошо смотрелся, внушительно, в черной мантии на центральном из трех кресел с высокими спинками и вызывал первое время доверие у всех присутствующих, и даже у Кули. В нем с первого взгляда читался и жизненный, и судейский опыт, что в первые минуты автоматически подкидывало надежду на его профессиональный и беспристрастный подход к делу. Но так казалось Куле только первые пять минут после того, как этот судья начал его допрашивать. То, что начало происходить после пятой минуты, он даже не думал, что такое вообще бывает. Задавая вопросы подсудимому, судья вдруг повел очень профессиональный, на уровне высшего пилотажа допрос с пристрастием, причем это было так искусно произведено, что того психологического давления, того применения ментовского приема взятия допрашиваемого на понт, не заметили не только присутствовавшие потерпевшие, всего этого незаконного безобразия не заметила даже Кулина адвокатша. Было похоже на то, что этот судья когда-то был классным следователем или возможно опером, а теперь имея перед собой строптивого, нерасколовшегося выскочку, решил встряхнуть стариной, и чем черт не шутит попробовать его все-таки расколоть.

Для начала он решил немного раскачать Кулино спокойствие и уверенность. Задав изначально несколько вопросов строго, но спокойно, на шестой минуте он, сформулировав хитрый, сложноподчиненный двойной по смыслу вопрос, поставил им своеобразную ловушку. Дав минуту отвечающему на ответ по первой, предварительной его части, он его вдруг грубо, на сильно повышенных тонах перебивает, явно демонстрируя свое недовольство, и уличая уже его в проявлении хитрости, обвиняет в том, что допрашиваемый, якобы, не отвечает на четко поставленный судом только что вопрос, и пытается, якобы, "вилять" от правосудия, хитро и незаметно для окружающих имея ввиду при этом, суть уже второй основной части своего двойного вопроса.

Любой фигурант по делу то ли свидетель, то ли привлеченный специалист, и тем более подсудимый, давая показания в суде на уровне инстинкта не желает, а если буквально, то боится злить, или даже мало-мальски расстраивать судью, так устроена судебная система, и так устроен человек. Конечно любой живой индивидуум стоя перед грозным дяденькой, от которого в прямом смысле слова зависит его судьба и его жизнь, не желая нервировать его, будет сильно нервничать сам от того, что тот начинает кричать и психовать. А когда он начнет нервничать, он начнет допускать ошибки — на этом и был построен весь расчет этого маленького психологического фокуса. Сначала ставилась задача вывести допрашиваемого из психологического равновесия, довести до панического состояния, и только потом хитрой методой предполагалось наносить решающий удар.

В качестве решающего удара, прожженный опытом выпытывателя судья, избрал метод взятия допрашиваемого на понт — это почти также как и взять на испуге но более шире по смыслу. Накричав на Кулю, и доведя этим его до тупикового смятения, он тут же задает короткий, как удар в боксе, но четкий и одновременно провокационный вопрос:

— "Где вы дели деньги, которые вам дала гражданка Иванова?"

Иванова — это была одна из многих проходивших по делу свидетельниц, которая естественно ничего Куле не давала, не утверждала о подобном и вообще не могла этого сделать. Но этот вопрос возникал так неожиданно для допрашиваемого, а по сути в самый подходящий момент его легкого нокаута, как и предписывалось методикой, что мог легко спровоцировать у скрытного подсудимого порыв на возможные уточнения или на вскрытия им ранее неизвестной и компрометирующей его информации. Так судья рассчитывал подловить Кулю на вранье и показать ему свой мастер-класс. В таком напряженном режиме его допрос длился около двадцати минут. Судья продолжал выпадами повышать на Кулю голос, пытаясь расшатать его сосредоточенность, и напористо давил "из-за угла", атакуя предъявлением несуществующих фактов. Но опять сложились обстоятельства так, как и у ментов, которые брали его на понт в свое время с видеозаписью офиса, показывая ему запись не с того ракурса который должен был там быть. Опять получалось так, что если бы Куля и был виновен в том в чем его обвиняли, то наверное у них что-то бы да получилось, ведь не был же Куля на самом деле заядлым, бывалым и тертым уголовником, которого не брали не страхи, ни ужасы, ни "курящие слоники", ни строгие психующие судьи.