Алексей Федотов - Наследники Ост-Индской компании

— Меня признали во всем мире, зачем мне школярсие защиты? – важно ответил психиатр – проктолог.

Гордый Пал Палыч принес своему оппоненту три внушительных книги и четыре очень красивых диплома, где готической вязью было что‑то написано на английском языке. Еще у него был значок «Отличнику здравоохранения» и почетная грамота и медаль Министерства социальной защиты – Скотникова через Зою Георгиевну отмечала тех, кто ей чем‑то нравился. А Пал Палыч очень душевно играл на гармошке…

Через три дня смеющийся Григорий Александрович пришел в кабинет директора интерната:

— Как я и предполагал, все кроме министерских наград – полная ерунда. Но это не просто ерунда, а насмешка. Два диплома выданы от имени международной ассоциации развития проктологического направления психиатрии.

— Разве такая есть? – изумился Валерий Петрович.

— Сейчас какой только дряни нет, но, думаю, что ее не существует. Один из дипломов свидетельствует, что его обладатель является доктором медицины, а второй профессором, но в рамках аттестации конкретно этой организации. А два других диплома еще забавнее. Один из них подтверждает, что Пал Палыч – действительный член Академии Неестественных Наук!

— Но это, наверное, уже дурная шутка? – не выдержал Валерий Петрович.

— Сложно сказать. Кстати, четвертый диплом подтверждает, что его обладатель удостоен высшего почетного звания данной академии – Принц пустозвонной науки.

— Откуда такое дурацкое название?

— Ну, откуда – это легко ответить. Примерно так Ленин называл сэра Сэя, полемизируя с ним об империализме: «пустозвонный принц науки». Но вот что в таком звании почетного – ума не приложу. Скорее всего, все эти дипломы – просто были изготовлены в единственном экземпляре, чтобы посмеяться над Палычем, и никаких реальных организаций за ними не стоит.

— А что с книгами?

— Вот это более серьезный вопрос. Написаны они наукообразно. Однако содержание, на мой взгляд, просто издевательство над медицинской наукой. Достаточно прочитать названия: «Проктологический подход в лечении душевных расстройств», «Взаимодействие головного мозга и анального сфинктера в процессе дефекации, как пример высшей нервной деятельности».

Валерий Петрович не сразу понял, что стоит за наукообразными формулировками, а, поняв, удивленно спросил:

— Неужели это и есть наука?

— Это скорее издевательство над наукой. Но самая забавная из книг – третья, научно–популярная, которая и была переведена на английский язык и издана в нескольких странах, но как художественное произведение. В ней развивается теория о том, что в каждом человеке очень много дерьма. Чтобы примерно подсчитать его общее количество нужно взвесить производное дефекаций за день, взвесить его и умножить на количество дней жизни данного индивида. Это и будет примерное количество изучаемой составляющей в человеке.

— Чушь какая‑то! – удивился директор. – А к чему эти выкладки?

— А здесь еще интереснее. От количества данной составляющей зависит, насколько плох или хорош человек.

— Чем больше итоговая цифра – тем хуже?

— А вот и нет: чем больше вышло – тем меньше осталось в человеке, соответственно, тем он лучше!

… Приглашенный Пал Палыч ничуть не смутился обвинениями Григория Александровича, заявил, что он дурак, который ничего не понимает в настоящей медицинской науке, и ему просто оскорбительно с ним разговаривать. Его научной деятельности может давать оценку международная компетентная медицинская комиссия, но никак не престарелый алкоголик. В знак того, насколько он обижен, Пал Палыч ушел из интерната и уехал из Лузервиля. А через месяц оказалось, что он заведует экспериментальной лабораторией в одном из зарубежных институтов, правда, в какой стране, держалось под секретом. Григорий Александрович считал, что это, скорее всего, одно из островных государств Юго–Восточной Азии.

«Полное дирмо как человек»

Такая характеристика в свое время была дана директору Лузервильской средней школы одним из его учеников, и была вынесена в качестве заголовка посвященной ему газетной статьи в единственной газете, выпущенной в этом городе женой племянника Скотниковой, потерявшей из‑за своей журналистской удачи семью.

Школ в Лузервиле вообще‑то было несколько, но одна была большая, больше, чем с тысячью учеников, а в остальных учились по несколько сотен ребят. И директор самой большой из школ – Дмитрий Сергеевич Мерзин — был человеком очень влиятельным. Он даже был депутатом Областной думы.