— Но ведь силой оружия режим не может долго сохраняться у власти? – спросил Николай Ильич, который открыл уже вторую бутылку коньяка, банку рыбных консервов и теперь стал более заинтересован в поднятых в разговоре проблемах.
— В том‑то и дело, — подтвердил Петр Семенович, лишь пригубивший коньяк. — В настоящее время китайские теоретики все чаще обращаются к предложенному американским ученым Джозефом Наем понятию «мягкой силы», подразумевающему использование «нематериальных властных ресурсов» культуры и политических идеалов в интересах влияния на поведение людей в других странах – в отличие от воздействия с помощью «жесткой силы» оружия или денег. Внутри страны китайские эксперты видят два основных источника «мягкой силы»: богатство национальной культуры и успех китайской модели модернизации. Китайские эксперты нередко вспоминают о том, что еще в глубокой древности их предки размышляли над тем, как использовать инструменты «мягкой силы» для победы в конфликте «жестких сил». В подтверждение они приводят слова основоположника школы военного искусства Сунь–цзы (IV – начало V в. до Р. Х.) о том, что лучшее из лучшего – покорить чужую армию, не сражаясь.
Политическую трактовку данных понятий предложил влиятельный ученый Янь Сюэтун, возглавляющий Институт международных проблем университета Цинхуа. По его мнению, комплексная сила страны сочетает в себе «жесткую» и «мягкую силу», но это не сумма, а произведение двух компонентов, а потому при утрате «мягкой» или «жесткой силы» совокупная национальная мощь становится равной нулю. Янь Сюэтун приравнивает «мягкую силу» к политической силе страны. По его мнению, она слабее экономической силы Китая, но сильнее военной силы: Китай торгует со всеми континентами, оказывает политическое влияние на сопредельных территориях, а его военное влияние проявляется лишь в пограничных районах. По мнению ученого, слабость культурной силы вовсе не означает слабости «мягкой силы» государства. Так, во время «культурной революции» 1966–1976 годов культурная сила Китая была, по мнению Янь Сюэтуна, серьезно ослаблена, однако в 1971–м Китай получил широкую политическую поддержку стран Третьего мира, обрел место в ООН и кресло постоянного члена Совбеза, что повысило международный вес и влияние страны.
— То есть, ты считаешь, что Китай сейчас исключительно миролюбивая страна?
— В начале XXI века китайские пропагандисты сосредоточили усилия на создании привлекательного образа сильного миролюбивого Китая, готового «поделиться» своим процветанием с другими странами, с тем, чтобы они были заинтересованы в его дальнейшем возвышении. Новый имидж Китая опирается на пропаганду успехов в области экономических преобразований и миролюбия национальной политики, а также на повышение глобальной привлекательности китайской культуры. В настоящее время в Китае продолжает править авторитарный режим, однако его аппарат смог обеспечить грандиозный экономический рост, может быть, один из самых быстрых в истории. С другой стороны однобокий упор на рост привел ко многим проблемам – серьезным различиям в уровне развития регионов, социальному неравенству, загрязнению окружающей среды, обнищанию крестьян бедных регионов, за счет которых в основном и осуществлялся промышленный подъем. Аппарат власти превращается в тормоз реформ. Основная линия политики нового лидера Ху Цзиньтао – смягчение социальных противоречий и борьба с коррупцией.
— А как на это смотрят твои любимые США?
— Они не мои любимые. Стремительное усиление Китая, население которого по сравнению с 1950 годом выросло более чем в два раза, привлекает внимание иностранных держав. В 2007 году американский эксперт Джошуа Курланцик опубликовал книгу «Обаяние как наступательное оружие: как мягкая сила Китая меняет мир», в которой обрисовал механизмы китайского проникновения в Юго–Восточную Азию, Латинскую Америку и Африку. Курланцик попытался показать, как Китай использует дипломатию, международную помощь, инвестиции, торговые преференции, культуру и научные обмены для влияния на развивающиеся страны. По мнению автора книги, американские политики так увлеклись войной в Ираке и борьбой с международным терроризмом, что позабыли о проекции собственной «мягкой силы», создав пустоту, которую ныне заполняет Китай. Курланцик предположил, что Китай может стать первым государством после распада СССР, которое попытается бросить вызов США. Курланцик предлагает вспомнить опыт холодной войны, когда в каждом посольстве США был сотрудник, который наблюдал за тем, что делает в этой стране СССР. Настало время вернуться к этой практике, с тем, чтобы в каждом посольстве США имелся сотрудник, исследующий отношения этой страны с Китаем, в частности китайскую помощь, инвестиции, публичную дипломатию и визиты китайского руководства.
Читать дальше