Алексей Федотов - Наследники Ост-Индской компании

Через полтора часа все участники семинара сидели за столом, накрытом в очень большой комнате, по всей видимости, представлявшей собой конференц–зал из которого вынесли стулья. Стол ломился от обилия выпивки и всевозможных закусок.

Валерий Петрович разлил всем спиртное, и, чтобы показать, как нужно пить, залпом проглотил содержимое трехсотграммового фужера с водкой.

— Ах ты, шалунишка! – добродушно укорила его начальница. Обычно вежливая, выпив пятьдесят грамм, она становилась очень развязной, все у нее становились «Валерами», «Славами», «Машами», «Петями».

— Зоечка, — обратилась она к заместителю министра, — ты представляешь, что если нас, посторонних людей здесь так кормят, то насколько лучше тех, кто живет здесь на государственном обеспечении!

— Ты кого имеешь в виду? – усмехнулась та.

— Пациентов.

— Я по ту сторону пока не была. А у тебя есть шанс все это узнать опытным путем.

— В каком смысле?

— Да нет, я просто так, — отмахнулась заместитель министра, поняв, что сказала лишнее этой недалекой тетке, которая ничего не понимает и пьянеет от одной рюмки.

А тем временем директор интерната Людмила Владимировна демонстрировала гостям местную самодеятельность – хор медсестер, врача–гармониста. Если они работали так же хорошо как пели, то дела интерната должны были идти в гору. Валерий Петрович все подливал всем. В какой‑то момент забыли даже про сэра Джона, который воспользовавшись этим, потянув за рукав Элизабет, вышел из комнаты и отправился побродить по интернату.

В коридоре им попался больной, дергавший за руку женщину в белом халате с жалобами на то, что у него болит зуб.

— Ну а я что сделаю? – спросила она.

— Как что? Ведь вы зубной врач!

— И верно, — сокрушенно сказала та. – Ну, иди, попрыгай немного.

— Так ведь от этого зуб не пройдет!

— А ты пробовал прыгать?

— Нет.

— Ну, так попробуй сначала, а потом мы будем рассматривать, насколько целесообразно применение иных методов лечения.

Завернув за угол, они почувствовали запах нестерпимой вони. Здесь начинались палаты с лежачими больными. У многих из них по несколько дней не меняли судно, забывали кормить. Сэр Джон внимательно осмотрел несколько палат, при этом никто из персонала ему не попался – все были на мероприятии. Наконец, они с Лиз пошли обратно. По дороге им попался Валерий Петрович, которого отправили их искать.

Заместитель начальника управления был вконец пьян.

— О, а я вас ищу! – улыбнулся он. И тут же, нагнувшись, поймал толстую белую кошку и ткнул ею, чуть ли не в нос англичанину. Тот инстинктивно отшатнулся.

— Люськина кошка! Знаешь, каких она крыс ловит?

— Каких? – поинтересовался пришедший в себя сэр Джон.

— Вот таких! – для того чтобы показать Петровичу пришлось отпустить кошку. Если верить ему, то получалось, что крысы больше кошки. – А у нее котята есть. То же крысоловы будут. Хочешь, мы тебе одного подарим?

— Зачем?

— Будет у тебя в замке крыс ловить!

— У меня нет крыс.

— А мы тебе наловим на развод.

— Боюсь, что это сложно будет решить с таможней, ведь на каждого зверя нужен отдельный ветеринарный документ, — серьезно ответил англичанин, любивший такие абсурдные ситуации, которые его развлекали.

— Жаль, — расстроился Петрович. – А вон и Люська бежит. Елы–палы, и Зойка с ней!

Через несколько минут сэр Джон и шокированная всем увиденным, несмотря на всю свою подготовку, Элизабет вернулись за стол.

За столом

Пока сэр Джон ходил по интернату, атмосфера за столом становилась все более непринужденной. Врачи и медсестры, участвовавшие в самодеятельности, по приглашению Петровича присоединились к сидевшим за столом, а еще через пятнадцать минут он начал петь русские народные песни, которые подхватили многие из собравшихся.

Заместитель начальника управления соцзащиты обладал красивым густым басом, и знал наизусть десятки песен. Но все портило то, что он слишком уж задумывался над их содержанием. Когда Петрович в чем‑то не соглашался со словами песни, то он резко прерывал пение, и начинал объяснять, почему петь такое невозможно. Так, начав петь песню «То не ветер ветку клонит», дойдя до слов:

«Не житье мне здесь без милой,

С кем теперь пойду к венцу?

Знать судил мне рок с могилой

Обвенчаться молодцу» -

он резко перестал петь и громогласно заявил: «Еще чего не хватало! Из‑за какой‑то бабы в могилу идти! А дальше, ведь там еще гаже: «Расступись, земля сырая, дай мне молодцу покой; приюти меня, родная, в тихой келье гробовой». И что, петь такую дурь? Ну, уж нет!»