— Одну минуту! — Горли поднял кверху руку, как если бы голосовал за Брежнева на партийном съезде. — Это всё слова. А я привык решать спорные вопросы делом. — Он ловко заклинил рычаги управления и обернулся к деду, обняв руками спинку собственного сидения.
— Хай, Слейтон, — он лучезарно улыбнулся. — Какие виды на урожай проса в Арканзасе?
— Э! Э! Парень! Ты что это удумал?! Дай-ка я выйду.
Машина плавно летела вперед. Шоссе под ней слегка виляло с боку на бок.
— Кончай, парень. Все видят, что ты крутой.
— Позволь мне, Горли, — вмешалась Мэгги, — немного покрутить рулем. Если ты устал.
— Я не устал. И руль не собачий хвост, чтобы им крутить без нужды.
— А можно я посижу у тебя на коленях и заодно слегка…
— Подумай о своем геморрое. А кроме того, мои колени не скамейка в Центральном парке, чтобы по ним елозить задом.
Шоссе крупно скакнуло влево; под правыми колесами противно завизжал гравий обочины. Потом асфальт, словно подумав, вернулся на место.
— Кончай, парень. Не для того я уцелел в Корее, чтобы какой-то придурок с трубкой на Багамах превратил меня в гамбургер.
— Как знать, — безмятежно ответил Томсон.
— Горли, — снова вмешалась в мужской разговор Мэгги, — давай подойдем к проблеме конструктивно.
— Давай.
— Что надо сделать, чтобы ты сел за руль?
— Мистер Курли, — Томсон дружелюбно подмигнул старику, — должен признать качество наших дорог.
— Мистер Курли!
— Наши дороги, — признал мистер Курли очень веско, неподкупным взглядом сверля мистера Томсона, — говно.
— Что ж, проверим.
— Горли! Ну подумай сам, чем это может рано или поздно кончиться.
— Кончится бензин, только и всего.
— Ну да, — согласился дед, — или, скажи еще, кончится остров. Или это кольцевая дорога?
— Слейтон! Будьте умнее этой задницы в очках. Уступите.
— Только ради твоих ножек, — не спеша решил мистер Курли. — Хорошо, парень, наши дороги не такое уж говно.
Томсон положил на руль ровно один палец.
— Ну же, Слейтон! Отлично! Продолжайте!
— Сказать по чести, некоторые даже совсем неплохие…
Томсон укрепил на руле левую руку.
— Ну что, дочка, может быть, хватит?
— Ну посудите сами, Слейтон, этим своим решением вы косвенно признаете, что дорога настолько хороша, что по ней можно вести автомобиль одной левой. Но если вы признаете это фактически, почему бы не признать это вслух?
— Иисус! — пробормотал дед. — Парень, ты понял, что она сказала?
— Она из России, — пояснил Томсон.
— Иисус! Мне кажется, что мне всунули миксер в череп.
— Горли, он что, слабоумный?
— Это не политкорректно так говорить, Мэгги. У нас принято говорить «инакомыслящий».
— Он не похож на диссидента.
— У нас инакомыслящий не обязательно диссидент. А диссидент не всегда инакомыслящий. Это может быть не мозговая проблема, а ловкий политический маневр.
— То, что он отказывается меня понимать, это ловкий политический маневр?
— Нет, дочка, — вмешался Слейтон, — просто у меня перегорают проводки в мозгу. Ты не могла бы сказать это еще раз?
— Ну посудите сами, Слейтон, этим своим решением вы косвенно признаете, что дорога настолько хороша, что по ней можно вести автомобиль одной левой. Но если вы признаете это фактически, почему бы не признать это вслух?
— Иисус!.. Однажды меня сбил «шевроле» на одной из наших замечательных дорог… э! парень, парень, будем считать, что ты этого не слышал… так вот, и я вмазался макушкой в витрину «Макдональдса», стекло в которой немногим тоньше Барбары. Так вот. И я, когда встал на ноги, вообще ничего не помнил: ни кто я такой, ни зачем Господь создал всю эту хрень начиная с «Макдональдса», ни кто у нас президент, ни с каким счетом «Лисы» надрали «Акул». И всё это постепенно распустилось у меня в мозгу, как цветок кактуса. Так вот, дочка, эта твоя фраза…
— Повторить еще раз?
— Дерьмо! Нет! Если ты это сделаешь, у меня вылетят предохранители и вам придется хоронить старого придурка прямо на этой говён… извините, замечательной дороге. А зачем портить такую великолепную дорогу, хотя, между нами, дочка, не говори только своему шоферу, лишнего холма с крестом тут никто бы не заметил…
Спина Горли выражала надменное презрение.
— …нет, не повторяй вслух эту убийственную фразу, но, если возможно, сохрани ее в своем гигантском русском мозгу, в который вмещается целая Анна Каренина вместе с паровозом, и ради такого случая я доеду с вами до Эрнестины, а там ты поднимешься на второй этаж, наглухо закроешь дверь и запишешь эту фразу на ее долбанный «Хитаччи». И я клянусь тебе, что буду хранить эту кассету на месте Пресли, которого выкину в помойное ведро. Нет! Я буду хранить ее в баре среди бутылок и прослушивать вместо целого мартини, потому что она так же сбивает с копыт. А когда я запомню эту божественную фразу букву за буквой (потому что понять ее в этой жизни я не смогу никогда), я приеду к тебе в Белый Дом (потому что с такими мозгами ты там непременно окажешься), и ты по старой дружбе запишешь мне еще три-четыре таких хита. Этого мне хватит до могилы, хотя, видит Господь, я намереваюсь еще жить довольно долго. А деньги, сэкономленные на выпивке, я сдам в фонд борьбы со СПИДом. Хорошо, дочка?
Читать дальше