Леонид Костюков - Великая страна

— В сторону, — выдавил из себя мужчина сквозь одышку, неопределенно поводя стволом. Никто не двинулся с места. — Да что же это?! — взвизгнул мужчина по-бабьи. — В сторону, я сказал!

— Не мог бы уважаемый джентльмен, — оскорбительно хладнокровно спросил Смит, — пояснить, кому именно и в какую сторону. Это не значит, что мы заранее принимаем ваше предложение. Это значит, что мы хотим его уточнить.

— Ты самый умный? — поинтересовался гость, наводя на Смита ствол.

Тут раздался выстрел — и мужчина медленно, винтом, осел на пол. Его ладонь вопросительно раскрылась, и ствол выпал из нее.

— Не надо благодарностей, — добродушно сказал Смит. — Мне надо было, чтобы он навел свое чуть теплое оружие на меня, после чего любой суд присяжных меня оправдает. Видит Бог, мне столько раз приходилось стрелять сквозь карман, что мой портной на всякий случай наклепал их целый ящик. Вот через задний карман — Мэгги, тебе как специалисту это было бы любопытно… ну да ладно. Катарина, найдутся ли в доме врач, священник, нотариус? Мэгги, можешь спуститься, заодно разведаешь историю этого любительского десанта.

— А скажи, Смит, тебе его совсем не жалко?

— Нет. А тебе?

Мэгги ушла, не ответив.

Катарина кратко взглянула на Смита.

— Да ладно, девочка, — сказал тот, — думаешь, я все еще дуюсь на тебя за то, что ты предпочла мальчишку-сверстника старому бодряку? Да я почти забыл.

— Дело не в этом, Говард. Девочка ушла одна, а кто всерьез ее защитит, кроме тебя и меня?

— Господь.

Катарина посмотрела на Смита, словно стараясь понять, шутит он или говорит всерьез, — и тут раздался сухой выстрел снизу, потом еще и еще.

Мэгги лежала. Жесткий крахмал царапал ей подбородок. Перед ее глазами находился потолок, мазанный светло-зеленой краской. По потолку проходила трещина, похожая на Миссури. Пахло капустой и чем-то еще — слабо, но неприятно.

Мэгги осторожно потянулась, пробуя понять, куда именно она ранена. Немедленно закопошились несколько точек; Мэгги, испугавшись, прекратила эксперимент и непонятно сколько времени приводила себя к небытию. Боль утихла. Трещина уютно расположилась на потолке. Лампа не горела, но было светло, получается, это день. Мэгги прикинула — вероятно, ее свезли в окружной госпиталь милях в тридцати от Нового Гренобля.

Ей отчего-то стала интересна судьба ее платья. Перебрав в уме несколько вариантов, Мэгги остановилась на самом лучезарном: платье в кладовке, и ей выдадут его при выписке.

Вошла сестра и сказала несколько неуловимо странных фраз. Напрягшись, Мэгги сформулировала их странность: сестра говорила по-русски.

— Можете говорить по-английски, — прохрипела Мэгги. Ей самой очень не понравился ее собственный голос. Сестра посмотрела на нее, как на идиотку, прыснула и ушла.

Мэгги тревожно вздремнула, а когда проснулась, увидела трех мужчин, обсевших ее с трех сторон. Она подумала было, что время сделало сальто назад и вернуло ей Горли Томсона с парой ассистентов, но потом узнала гостей. Это были Фил, Билл и Серый — кореша Давида Гуренко.

— Очухался, — сказал Фил по-русски. — Живучий, бл…дь, народ.

— Не говори, бл…дь, — поддакнул ему Серый.

— Здравствуйте, мальчики, — сказала Мэгги. — Рада вас видеть. Надолго в Америку? Как там Давид?

Эти вполне светские слова вызвали неопрятный смех. Фил хихикал, словно икая, на вдохе; Билл ржал, роняя куски слюны; Серый словно подтявкивал. Отсмеявшись и утерев слезы, посетители окружного госпиталя совершенно отвлеклись от Мэгги и заговорили между собой.

— Башкой треснулся?

— Не видишь, бл…дь?

— Так ровно чешет. Я тут позавчера был в одной фирме, ну, у Макса, ты помнишь Макса? так вот, у него теперь кабинет, а перед кабинетом телка с табличкой, а на табличке написано секретарь-референт , и она меня вот в этой же манере спрашивает, как доложить о вас Максиму Эдуардовичу?

— И ты что?

— Растерялся, бл…дь. Как обо мне доложить?

— Менеджер по спорным вопросам.

— Короче, Додику оборвать яйца, получится секретарь-референт.

— Пока башка не заживет.

— Надо торопиться.

Слушая вполуха этот тупой разговор, Мэгги пыталась сообразить, что произошло. Для начала ей удалось идентифицировать запах капусты. По всему судя, она находилась в одной из московских больниц. Потом она пошевелила поочередно левой и правой рукой. Правая оказалась практически здорова. Мэгги выпростала ее из-под простыни и ощупала собственные щеки. На них кололась щетина. Тогда, собравшись с духом, Мэгги съездила рукой в собственную середину и к своему ужасу обнаружила там ненавистный мужской аппарат в его триединстве. Тут Мэгги сделала последний шаг в этом направлении и сформулировала источник слабого неприятного запаха: это было тело Давида Гуренко, куда она вновь угодила.