Артуро Перес-Риверте - Учитель фехтования

Она подкрадывалась к нему, не умолкая ни на мгновение, словно сирена, очаровывающая моряков, когда корабль летит прямиком на рифы. В одной руке она держала фонарь, в другой – шпагу. Она казалась несокрушимой, как ледяная статуя, и улыбалась, словно это была не смертельная угроза, а вежливое приглашение в мир покоя и забытья.

– Настало время проститься, маэстро. Не сердитесь на меня.

Она сделала шаг вперед, готовясь вонзить в него шпагу: из ее глаз на дона Хайме глянула сама смерть. В этот миг он наконец вышел из оцепенения, собрался с силами и отпрыгнул назад; затем повернулся к ней спиной и кинулся в ближайшую дверь. Он оказался в темном фехтовальном зале. Она гналась за ним по пятам, мгновение спустя свет ее фонаря осветил зал. Дон Хайме осмотрелся, в отчаянии ища какую-нибудь шпагу, чтобы встретиться лицом к лицу со своей преследовательницей, но под рукой у него оказалась только корзина, где стояли учебные рапиры с безопасными наконечниками. У него мелькнула мысль, что самое страшное – это оказаться перед врагом с пустыми руками, и он схватил безобидную рапиру. Но прикосновение к ее рукоятке было слабым утешением. Адела де Отеро уже стояла в дверях зала, и фонарь, который она поставила на пол, отразился в зеркалах.

– Славное место, чтобы поставить точку, маэстро, – сказала она тихо, успокоенная тем, что рапира в руках дона Хайме ей не угрожала. – Подходящий случай проверить, способная ли я ученица. – Позабыв, что в вырезе по-прежнему расстегнутого платья виднелась ее обнаженная грудь, она приблизилась к нему на два шага с ледяным спокойствием и приняла позу нападения. – Луис де Аяла на собственной шкуре испытал совершенство вашей техники, которую вы нам так усердно преподавали за двести эскудо. А теперь пришел черед самому мастеру ознакомиться со своим творением... Сейчас вы убедитесь, как все это чудесно выглядит на практике.

Не закончив своей речи, она атаковала с быстротой молнии. Дон Хайме отступил, прикрываясь... Старые, такие знакомые движения понемногу возвратили ему потерянные достоинство и хладнокровие и вывели из ужасающего замешательства, в котором он пребывал всего минуту назад. Он отлично понимал, что своей учебной рапирой не сумеет нанести ни одного укола. Все, что было в его силах, это защищаться, отражая как можно больше нападений. Он помнил, что в противоположной части зала был запертый склад, где хранилось около полудюжины сабель и шпаг, но его противник ни за что не позволил бы ему туда добраться. У него попросту не было времени, чтобы повернуться спиной, открыть дверь и взять шпагу. Хотя кто знает? Он решил обороняться до тех пор, пока не удастся достичь другой части зала. У него еще оставалась слабая надежда.

Адела де Отеро словно угадала его намерения и наступала на него, пытаясь загнать в угол, где сходились два висящих на стенах зеркала. Ее замысел не укрылся от дона Хайме. Там, в этом углу, потеряв возможность свободно двигаться и отступать, он был бы тут же пронзен ее шпагой.

Она наступала яростно, нахмурив брови и так плотно сжав губы, что они превратились в прямую тонкую линию, и заставляла его защищаться сильной частью клинка, ближе к рукоятке, что очень ограничивало его движения. Дон Хайме был примерно в трех метрах от стены, твердо решив не отступать дальше, когда внезапно она нанесла ему короткий укол под руку, серьезно осложнивший его положение. Он замер, понимая, что не может ответить ей достойно, – так, как если бы в руке у него была настоящая боевая шпага; между тем их клинки скрестились, и в этот миг Адела де Отеро с необычайным мастерством сделала движение, известное под названием «круговая защита»: мгновенно изменила направление острия своего клинка и направила его к телу противника. Что-то холодное царапнуло рубашку дона Хайме и пронзило его правый бок, войдя между кожей и ребрами. В этот миг он отпрыгнул, сжав зубы, чтобы подавить отчаянное восклицание, которое готово было сорваться с его губ. Умереть вот так, от руки женщины, в своем же собственном доме было нелепо. Он снова парировал, чувствуя, как горячая кровь пропитывает рубашку.

Адела де Отеро опустила шпагу и остановилась, чтобы перевести дух. Злоба искажала ее черты.

– Неплохо, правда? – спросила она, и в глазах у нее зажегся хищный огонек. – Если вы не против, перейдем к уколу за двести эскудо. Итак, защищайтесь!

Раздался звон металла. Дон Хайме знал: не угрожая противнику обнаженным острием боевого клинка, отразить этот укол невозможно. С другой стороны, если он будет прикрываться только сверху, Адела де Отеро нанесет ему другой укол, снизу, и он станет смертельным. Это был тупик; за спиной, совсем близко он чувствовал стену; уголком глаза он уже видел висевшее слева зеркало. Он понимал, что остается одно – обезоружить соперницу или нанести ей удар в лицо, которое учебная рапира могла бы серьезно поранить.