Борис Евсеев - Пламенеющий воздух

— А Федоров?

— Федоров Николай Федорович нам тоже сгодится. Но коренную поправку в его теорию внести придется! Вот она: наше «общее дело» есть эфирное дело! И соединиться — как мечтал Федоров — молекулам и атомам в тела отцов возможно будет только в том случае, если тела эти эфирными станут! Чтобы ясней — всех усопших мы только через переход в эфирное состояние сможем восстановить. Живи Федоров сейчас, он бы вам то же самое сказал… Но ведь многие из усопших давным-давно в эфирном виде пребывают! Иногда мы их присутствие физически ощущаем. Возьмите этого вашего прозаика великолепного… Ну «Усомнившийся Макар»… Ну Платонов же! Так и кажется, берет он метелку пахучую, метелку эфирную и все наши дурацкие параграфы и установления, все ненужные для вечной жизни крючки и загогулины — скидывает вниз и выметает. Выметает и скидывает! И чище именно от его эфирной метлы становится, а не от мочиловки прокурорской…

— Ладно. От тела и от нашего государства вы, Трифон Петрович, отказались. А семья, она-то как?

— Вот, правильно, семья! Она, без сомнений, останется! Основные сгустки эфира — как раз сгустками семьи и будут! Но семья — не домостроевская, не принудительно-исправительная! Другой она будет. Свободно-безденежная, без тягостных глыб недвижимости, без грызни за наследство! Где ж тут место злу? Где желание отравить богатого дядю и похоронить прежде времени бабку с дедкой? Вот нас учили: где добро, там обязательно зло. А зачем нас так учили? Чтобы иметь под рукой запасные вагончики для зла! Чтобы его постоянным присутствием оправдывать и свои, и чужие безобразия. Но в наступающей эфирной реальности такого не будет. Просто ни в интернете, ни в проповедях пока никто об этом не сообщал.

— И вы нас, Трифон Петрович, — сарказму приезжего не было предела, — решили покинуть? Чтобы к эфирному ваньковалянию втихаря прибиться?

— Я не Иван-дурак и не Емеля из сказки. А трудов мне и в мире эфира хватит. Но трудов — для головы, не для пролетарских рук-кувалд! И со станции — да, я хочу уйти! Может, сдвиги появятся. Незаурядные замыслы всегда мешают осуществить заурядные люди. Они на метеостанции и в «Ромэфире» как раз преобладают. Может даже, они кем-то наущаемы… Вы заметили этот промельк?

Трифон остановился и с тревогой полуобернулся назад. Потом прямо в ухо приезжему зашептал:

— За нами лось топает… Не лось — лосяра! Вы не оглядывайтесь… Анти-эфир — в простонародье анчутка — он ведь разные обличья принимает!

— Да это просто сохатый свое семейство ищет!

— Очень нужно ему. Ладно, скоро узнаем.

Трифон недовольно — как тот лось — фыркнул, еще быстрей пошел вперед, а говорить стал и вовсе обрывисто.

Приезжий за Трифоном едва поспевал.

— …да! Резкие изменения. Неожиданные! Никем не предусмотренные. Еще лучше — всеми отвергаемые! Только они подтолкнут к нужным решениям. Я точно еще не знаю, что вытворю. Но это будет неожиданно! После неожиданных действий — легче продолжать борьбу.

— За власть бороться станете?

— За эфир.

— А нельзя как-нибудь без борьбы, а? Партии, прелиминарии, думские коалиции… Как они осточертели. Прямой дорогой к могиле ведут. То есть, я хотел сказать — к войне гражданской толкают…

— Насчет могил и партий — не поспоришь. А без борьбы — можно. Есть еще один путь к эфирному человеку: нестяжательство! Только вы, пожалуйста, нестяжательство с непротивлением — не путайте. И не думайте, — а я спиной чую: думаете, думаете! — что нестяжательство — это только религиозный путь. Нил Сорский, Вассиан Патрикеев и все такое прочее… Самый что ни на есть мирской! Однако нестяжательство — путь долгий, на века. А вот если мы, при вашей, кстати, помощи, уловим эфир сейчас… Вот же он струится! Вот пролетает сквозь нас! Как мельчайший дождь: со второй космической скоростью, а потом тише, тише…

Приезжий забежал поперед Трифона, остановился, приложил руку козырьком ко лбу, повертел головой из стороны в сторону, потом руку убрал, показывая: никакого эфирного дождя не вижу.

Трифон с досады крякнул, но сдержался:

— Поймите: мир эфира — сама естественность…

— А между прочим… Я тут недавно журнальчик «Эфирный мир» в Москве видел. На столе у одной секретарши. Только там все больше про косметику… Смешная перекличка выходит. Но хрен с ним, с журнальчиком. Я-то во всех ваших раскладах к чему? Зачем позвали, зачем битый час по лесу водите? Я — чайник, лузер, ламер или как там еще! Чем я-то помочь могу?