Борис Евсеев - Пламенеющий воздух

Трифон снова узнал Волгу и понял: теперь он может по собственному усмотрению размечать города и расчищать поляны, громоздить палаццо и вытягивать в нитку гребные каналы, устраивать библиотеки смыслов и зеленые, без всякой косовицы, луга!

От этого дух захватило сильней. Дух отозвался медным звоном в ушах. Волнуясь от сладости мягкого звона, Трифон услыхал лишь конечные слова чьей-то, перекрывающей шум и звон, мерной речи:

— …потому что теперь и ты — часть эфира. Теперь будешь жить-существовать по-настоящему, а не только в пустых словесах и незначащем теле. Будешь, как Я… Нет костей и мяса — нет греха. Есть эфирное тело — есть возможность образовать вечное и неплотное тело после воскресения. Новое бытие тебе сегодня приоткрылось. А ты? Про посторонние вещи думаешь, ненужным мечтам предаешься…

От этих слов и от счастья собственного минутного всемогущества Трифон вдруг ощутил: тело его рвется на куски и на части, а сам он нисходит, умирает. Боли не было, однако страшная жалость к себе уходящему вдруг резанула, как плохо закрепленным лезвием бритвы по щеке.

Чтобы от ощущения надвигающегося небытия избавиться, Трифон с головой нырнул в поток, с виду медленно, но внутри самой себя стремительно крутившейся карусели эфирного мира.

Прыжок получился несоразмерным. Напряжение — непосильным. От неслыханной скорости Трифон вмиг ошалел, из глаз побежали слезы, изо рта выпал и ненужным отростком повис язык, хлынула ручьем буровато-зеленая холерная слюна…

Тут же Трифон почувствовал: круговой, с туманными ответвлениями эфиропоток его вытолкнул и полетел своим путем: кружа каруселью, устремляясь ввысь пурпурно-серой колесницей…

В шаге от скоростного потока с превеликим трудом ухватился Трифон за стальную подвижную скобу, висевшую в палате, над койкой.

Двинуться вперед он не мог. Мог только видеть, как уходит поток, как мелькают по его краям чьи-то вьющиеся одежды, мельтешат гусиные лапки, оставляющие за собой густые и частые капли сладкой, а вовсе не убийственной, как на земле, крови…

Однако и назад — так вдруг показалось — хода уже не было.

Псиной приблудной заскулив, замер Трифон на койке, на краю бешеного эфиропотока…

Город Романов: утренний, безветренный, чистый. Висит себе на воздушных шарах, покачивается и горя не знает.

Бредут на работу сонные городские жители. Устало крадутся по переулкам ночные запоздалые гуляки. Жизнь понедельничная, вот она — рядом! И скоро выкинет, наверное, какое-нибудь еще коленце: с пьяным эфирным вихрем или дракой у морга.

И полетит звон, полетит гул, побегут круги перед глазами!

Но пока ничего такого нет. Правда, внезапно, при только что выкатившем свой обод заволжском солнце, из небольшой кургузой тучки, начинает сыпаться снег.

Снег мелкий, едва видимый и напоминает белую, то падающую всем скопом вниз, то взмывающую вверх, то внезапно кидающуюся в сторону мошкару. Под слабенькой завесой снежной мошкары город преображается. К примеру, начинают сверкать всеми цветами радуги вывешенные зачем-то над крыльцом «Музея овцы» воздушные змеи.

Но ни змеи, ни мошкара не могут завесить воспоминаний о прошедших днях, сбить с мысли о том, что не все в Романове тихо-мирно…

Как вихрь эфира, пронеслись эти романовские дни!

А точней, пронеслись они, как смесь пыльной бури, человеческой глупости, несказанной радости, сладкой приязни, наглого бахвальства, жалкого трындежа и бесподобного шелапутства.

Как будто взбрыкнувший Сивкин-Буркин, словно нахрапистый Рогволденок рассыпал по развернутому над городом небесному экрану 86 918 не ему принадлежащих, но им нагло присвоенных слов!

Но потом, скотина, перетрусил, захотел чужие слова и строчки стереть.

А строчки взяли и зависли. Не компьютер завис — сами строчки! Зависли и висят. И мне с шестого этажа гостиницы хорошо их видно. Вот сейчас возьму и кинусь за ними вниз, успев разок-другой с треском, как хвост китайского бумажного змея, часть этих строк на лету заглотнуть!..

Ошарашил? Взволновались? Смешно? Страшно!

Это снова я, Тима. Бывший лит-туземец, блогерюга и пока еще старший научный сотрудник «Ромэфира».

С мясом выдрал я из штанов у рыжего шпиона жучок-маячок, а с ним вместе и возможность повествовать про романовские дни и романовские ночи. А если говорить правду, то просто отобрал у Рыжего авторские права на воспроизведение моей собственной жизни любым печатным, аудио— и видеоспособом. Пускай отдохнет, пускай полученный от меня баллончик с искусственным эфиром понюхает!..