Ли Сын У - Тайная жизнь растений

Поняв, что ее возлюбленный превратился в сосну, она тоже взмолилась богу леса:

— Преврати в дерево и меня. Разреши мне жить в твоем лесу рядом с любимым.

Наверно, бог леса благоволит к ним, потому что слышит ее и выполняет и эту просьбу. Ее стройное тело в ту же минуту превращается в дерево.

Два дерева стоят совсем рядом. Их ветви и корни переплетаются, как руки и ноги заключивших друг друга в объятия людей. Даже став деревьями, они не теряют свою любовь и нежность. Даже теперь их чувства живы. Наоборот, только теперь, став деревьями, они смогли свободно выразить все, что было у них на сердце. Только теперь они могут достичь той полноты любви, которой не смогли достичь, когда были людьми. Все в них — любовь и нежность. На белом свете не сыскать любви более страстной и крепкой, чем любовь Ухёна и Сунми. Это чувство — вот, что привело их в царство растений».

Дочитав до этого места, я подумал, что, кажется, знаю, где брат. Положив папки на место, я поспешил к матери:

— Я понял, где он может быть.

— Где же он, где? — повторяла мать, пытаясь догнать меня, но я, схватив со шкафа фонарь, бросился из дома.

Я не был уверен. Нельзя было делать выводы, основываясь только на том, что он закончил свою работу историей о сосне и стираксе. Даже если предположить, что он, завершив этот труд, пытался спастись от нахлынувшего чувства пустоты в том самом лесу, где растут сосна и стиракс, вряд ли он остался там до поздней ночи. И все-таки я склонялся к этой мысли. Разве он сам не написал, что хочет стать сосной?

Я вспомнил ту ночь, когда катил по лесной тропинке его коляску на обратном пути из мотеля. Тогда он попросил меня пройти с ним по ухабистой неровной дорожке вдоль ограды королевской гробницы. Там он рассказал мне о сосне и стираксе, прятавшихся в темноте. Рассказал о том, как нежный, словно девичье тело, стиракс обвивает своими ветвями широкий ствол сосны. А еще он говорил:

— Я стою здесь и думаю о дремучем лесе там, за оградой. Представляю себе, как огромные деревья изо всех сил тянутся макушками вверх, соревнуясь друг с другом, кто первым коснется неба, представляю, как глубоки лесные пещеры. Деревья, травы, птицы и насекомые, почва и зверье — все тут вместе. И не знаю, может быть, если идти все дальше, дальше, то можно дойти до ясеня, такого высокого, что вершиной он упирается в небо. Если я пойду дальше, дальше, смогу ли я увидеть его? Я бормочу себе под нос: «Дальше, дальше». И думаю — если я пойду дальше, может быть и я смогу стать одной из лесных тварей. Я мечтаю дотронуться до огромного ясеня — гигантской часовой стрелки на циферблате мироздания, подпирающей своей вершиной небосвод.

Темной ночью лес страшен. «Тут свои правила, своя логика, это мир привидений и ведьм», — подумалось мне. Я никогда не был здесь один. Свет фонаря не спасал ни от темноты, ни от ужаса. Мне было страшно — и я, продвигаясь в чащу, звал брата, мне было страшно — и мой зов «Ухён! Брат!» звучал еле слышно. Я надеялся, что мой голос прогонит страх перед темнотой, но в то же время опасался, что если крикну слишком громко, мой крик сделает темноту еще более жуткой.

Дойдя до того места, где рос стиракс, я, наконец, остановился. Передо мной был забор, дальше не пройти. За забором — лес в кромешной темноте, над ним висит зловещая тишина. В этом лесу тишина — хозяйка. Будто гигантская пещера разверзла передо мной свою огромную черную пасть. Не видно ничего, кроме темноты, — ни сосны, ни стиракса. Стоя на месте, я посветил фонарем за забор и крикнул:

— Брат! Ухён! Брат!

Ничто не колыхнулось в густой темноте, лес поглотил мой крик. Только шелест крыльев потревоженной птицы был мне ответом. От неожиданности я сделал шаг назад. Из-за света фонаря деревья отбрасывали длинные таинственные тени. Я поспешно направил фонарь в другую сторону.

Я был готов бежать прочь из этого проклятого места, как вдруг заметил серебристый отблеск в танцующем свете фонаря — кажется, там была коляска брата. Я пошел туда, чтобы удостовериться, не померещилось ли мне.

— Брат! — позвал я, но никто не отвечал.

У коляски не было одного колеса, она стояла, завалившись боком в канаву.

— Брат! — позвал я снова, вытаскивая коляску из канавы.

Но его нигде не было.

Куда он мог деться? Здесь он был — это точно. Я не мог поверить, что он смог добраться сюда без посторонней помощи, а то, что он исчез, оставив тут коляску, вообще невозможно было объяснить. Я снова посмотрел на забор, отделяющий тропинку от лесной чащи. «Если я пойду все дальше, дальше, может быть, и я смогу стать одной из лесных тварей», — вспомнились мне его слова. Еще он говорил, что мечтает дотронуться до огромного ясеня, гигантской часовой стрелки на циферблате мироздания, на которую извечно опирается небосвод. «Что за бред», — сказал я сам себе, облизывая губы. Меня мучила жажда. Во рту пересохло, темный лес за забором все сильнее манил меня к себе, мне все сложнее было бороться с его искушениями. Забор походил на стальную паутину, натянутую между столбами. И здоровому человеку непросто раздвинуть прутья и залезть внутрь. А уж тем более сомнительно, что это умудрился сделать брат. Но если его там нет, где он? Куда еще ему было идти?