Люси Фор - Славные ребята

Все трое мальчиков собрались к завтраку, но только один Даниэль был уже одет для выхода. Оба младшие, Дени и Давид, явились в халатах, босоногие и сразу начали спор.

На полу валялись газеты; те номера газет, где были помещены отцовские статьи. Каждая строка была изучена чуть ли не под микроскопом — включая пробелы между строчками, — но ничего, что могло бы объяснить происшедшее, обнаружено не было. Прочитанная газета превращается в нечто полое, ничего не содержащее, становится обычным отбросом.

— А ты понимаешь, почему она уехала вот так… прямо-таки словно что-то стряслось страшное, и нам хоть бы слово сказала?

Дени не мог перенести отсутствия матери, хотя обычно держался подчеркнуто независимо, что могло со стороны показаться даже равнодушием.

Даниэль хмуро вмешался в разговор и заявил:

— Она от нас что-то скрывает.

— Это-то ясно, но вот что скрывает?

— Может, заболел…

— Она бы сказала.

Теперь вмешался уже Давид:

— Очевидно, что-нибудь посерьезнее.

Двое старших воскликнули хором:

— Посерьезнее?

— Существует же все-таки что-то посерьезнее болезни.

— Конечно… смерть.

— Да я вовсе не то хотел сказать.

На какую такую тайну намекает Давид?

А он продолжал:

— Да, да, что-то случилось.

— Папе грозит опасность…

— Она бы тогда от нас не скрыла.

Давид оглядел братьев. Старший, равно как и средний, нетерпеливо ждал дальнейших объяснений.

— Если хотите знать мое мнение, у них случилась какая-нибудь история личного характера.

Снова братья воскликнули хором:

— История у них? Что ты имеешь в виду?

— Драма что ли произошла?

— Драма? Да какая драма-то?

— Ну, допустим, появился кто-то третий? Ну и кретины же вы… Что вам по десять лет, что ли? Никогда не слыхали о сердечных делах?

— Третье лицо между папой и мамой!

— Они же не старики! И нечего так удивляться! Такие вещи каждый день происходят.

— Ты имеешь в виду, что у папы или у мамы появился кто-то?

— Точно.

Дени поднялся, он даже побледнел от негодования.

— Уж во всяком случае, не у мамы!

— Я тоже так думаю.

Даниэль молчал.

— Значит, папа? — спросил Дени.

— Если не мама, то выходит, что он.

— По-твоему, папа связался с какой-нибудь девкой?

— А что тут такого невозможного?

— Но это же ужасно!

— Каждую минуту происходят такие ужасы.

Миф рухнул.

Даниэль заметил наставительным тоном:

— Теперь припоминаю, я тут как-то совсем недавно вернулся домой и увидел, что мама какая-то странная…

— Странная?

— Да, только не могу объяснить чем… Я ее спросил, а она ответила, что плохо спала ночь. И сразу же ушла к себе в спальню. Сказала, что хочет лечь. Теперь уж я не уверен, что она действительно пошла и легла. По-моему, просто отговорилась, чтобы к ней не приставали с вопросами.

Помолчали. Потом Даниэль задумчиво добавил:

— Мама еще молодая. Да и папа тоже в конце концов.

Даже мысли такой им никогда в голову не приходило. Родители? Это нечто неприкосновенное. Без возраста, без пола. Иногда подшучивали на эту тему. Мальчики любили похвастать своим свободомыслием. Ничто их не коробило, но лишь потому, что такие истории происходили с другими, не у них, а в каком-то ином мире.

Давид тупо глядел в пространство. Когда он впервые выразил словами то, о чем раньше даже не смел помыслить, показалось, вот-вот рухнут стены.

— Впрочем, я ничего не утверждаю! — добавил он.

— Слава богу!

— Но все-таки… Я всю ночь размышлял. И никакой иной гипотезы не вижу.

— Всегда бывают такие, о которых не подумал.

— Да, но мама сообщила бы нам обо всем, кроме того, что касается их личной жизни.

— Иди ты, знаешь куда, с их личной жизнью!

Дени даже слов таких не желал слушать. У родителей нет личной жизни. Во всяком случае, у их родителей.

Вдруг посерьезнев, Даниэль произнес:

— Хорошо, допустим, что Давид прав хотя бы частично. До мамы, скажем, дошли какие-то сплетни, она расстроилась, а может, услышала какую-нибудь фразу и не так ее истолковала. На таком расстоянии… Но нам-то что делать?

— Ничего, — отрезал Давид.

Это слово как ножом ударило Дени.

— Ничего? А ведь у мамы неприятности!

Никто из троих даже не подумал, что занятия начались уже давно. Положение было так серьезно, что требовалось незамедлительно принять меры.

Дени пробормотал вполголоса, как будто для себя самого:

— Нельзя оставлять маму одну в такой беде. Это подлость. Тогда зачем же мы твердим, что, мол, любим ее?