Джеймс Херлихай - Полуночный ковбой

— Просто расписания остановок у тебя и у автобуса не совпали, — заливался Джо.

Оба расхохотались, словно Джо отмочил что-то необыкновенно остроумное.

Они смеялись без передышки несколько минут. Крыс посинел, глаза налились кровью и обессмыслили. Он с трудом выдавил, что ему больно смеяться. Но стоило Крысу чуть прийти в себя, как Джо снова стал отпускать прибаутки, смакуя во всех подробностях прискорбный случай. И снова приятели посмеялись от души.

Последние три-четыре шуточки у Джо вышли довольно плоскими, но все равно, похохотали и над ними, как будто уже сам смех доставлял удовольствие.

Наконец Крыс поперхнулся, стал задыхаться и согнулся пополам. Джо пришлось хорошенько похлопать его по спине. Когда приступ кашля прошел, Крыс ослаб и, казалось, задремал. Смех снял нервное напряжение, но истощил силы. Джо сказал, что в автобусе полно свободных мест и на следующей остановке они пересядут, где сухо. Он также пообещал другу, что по пути купит ему новые брюки. Так он, мало-помалу, утешал Крыса, дескать, все будет в лучшем виде, и, когда автобус сделал остановку неподалеку от Ричмонда, умиротворенный Крыс уже крепко спал. Джо задернул шторки, чтобы солнце не било в глаза спящему, и решил пойти позавтракать.

Когда Джо вылез из автобуса, то увидел, что утро полностью вступило в свои права. Он вспомнил, что ему снился прекрасный сон, но подробности в памяти не удержались. Утро обладало какой-то утонченной, пронизывающей красотой, ею был пропитан даже воздух, она проникала повсюду. А все потому, подумал Джо, что мы смылись из Нью-Йорка. Там такая красотища и не снилась. В закусочной Джо заказал оладьи с черничным вареньем и, пока ждал, испытал странное чувство, которое он сначала принял за обычную свою тоску. Очень быстро оно усилилось настолько, что Джо почувствовал позывы к тошноте. Он заторопился в туалет, заперся в кабинке, нагнулся над унитазом и сунул пальцы в рот, но ничего не вышло. И тут Джо заплакал. Он плакал и удивлялся: с чего бы эти слезы, да еще в такое прекрасное утро? Но скоро слезы кончились, и Джо, высморкавшись, вернулся в зал доедать завтрак. Оладьи были хорошие, но он совсем не ощущал их вкуса, ибо то неуловимое, что сквозило в утреннем воздухе, просочилось и в зал закусочной, заполнило его полностью, обволокло Джо, и он совсем забыл о еде. Он думал только о красоте и свежести наступившего нового дня и поэтому, не допив кофе, быстро вышел, чтобы поскорей ощутить всем телом эту прелесть.

И все же в прелести этого субботнего утра был какой-то жутковатый оттенок, наложивший свою печать на все вокруг. Он витал в воздухе, да так ощутимо, что Джо казалось, будто его можно пощупать руками.

Да что же это за утро такое? Джо пошел к краю автобусной остановки, смотря под ноги. Земля была покрыта слоем подмерзшей бурой грязи, из нее упрямо выпирали бесцветные стебли сорняков, которые зима пощадила до поры до времени. Вдали торчали голые стволы деревьев. Над Джо простиралась мягкая, спокойная голубизна небес — можно любоваться, ничуть не щуря глаз. Воздух был прохладный, даже очень, но не холодный, и, казалось, с каждым глотком в Джо вливался тонкий голубой аромат неба, вся его целебная сила. Джо подошел к краю остановки, и тут слезы снова навернулись на глаза. В растерянности и смущении он тряс головой, а слезинки все катились по лицу. Что такое? Ведь утро, если все же вдуматься, самое обычное, так что же с ним происходит, что за странная грусть напала на него? В сущности, это была не грусть, но как назвать это чувство, Джо не знал. Он смахнул слезы рукавом и вернулся в автобус.

Крыс все еще спал.

Автобус мчал вперед, но магическое действие субботнего утра не исчезало. Оно по-своему ощущалось в каждом городке, что проносился мимо. А действующими лицами этой субботней мистерии были жители городков. Отцы семейств тащили домой субботние покупки; дети бегали, катались на велосипедах или на роликах и полной грудью вдыхали субботнюю свободу; завитые и накрашенные девушки торопились в магазины, прикупить нарядов и украшений, чтобы порадовать своих субботних кавалеров, а те осаждали парикмахерские или толпились на центральных улицах, побрякивая мелочью в карманах, — ждали, пока им почистят обувь или сделают новые набойки на башмаки. Их переполняло предвкушение субботнего вечера, который приближался медленно, но неотвратимо, как часовая стрелка.

Они верили в этот вечер, знали, что он придет, и уже сейчас вожделенно пытались уловить в воздухе его аромат. Встречались и субботние старушки, по двое и группками. Они чесали языками на каждом углу, говорили в основном о смерти, а любой бодрый старичок приводил их в уныние своей живучестью.