Возвратившись, она снова берется за дело, поджигает пропитанный денатуратом платок и пропихивает его в щель.
И тут же она слышит, как под дверью занялся огонь. Вначале от его потрескивания веет даже домашним уютом, как от очага, на котором пекут яблоки.
Но потом ей в нос ударяет дымное зловоние. «Счастливого Рождества!» — думает она, торопясь убраться, пока кто-нибудь из соседей не поднял тревогу, заметив дым.
«В доме в этот вечер зажжены все свечи, в пламени свечей светло, ла-ла».
Спускаясь по лестнице вниз, Вивиан вдруг останавливается.
Что это ей почудилось?
В воздухе кружатся перья и песок из птичьей клетки.
Уж не канарейка ли испуганно мечется по своей клетке, не в силах вырваться наружу?
Уж не кошка ли мяукает и в панике бьется о наружную дверь, словно крепкая дверь может поддаться натиску мягкого кошачьего тельца?
В квартире становится все жарче, огонь из одной комнаты перебрасывается в другую, кошка отчаянно мяукает, Вивиан видит перед собой маленькую кошачью мордочку, маленькие острые клыки. Она слышит, как кошка все слабее толкается в дверь, а когда прутья клетки расплавились, канарейка уже мертва.
Вивиан прижимает руку ко лбу. По ее лицу струится пот.
— Что я наделала! — бормочет она. — Что я наделала!
Торопливыми шагами спускаясь к Свеавеген, она толкает перед собой подпрыгивающую, грохочущую тележку и слышит, как вдалеке воют сирены пожарных машин.
Но пожарные приезжают слишком поздно. Дело сделано. И содеяла его Вивиан Мулин.
По причине его, Бёрье, жестокосердия.
«Все, что я делаю, я делаю невпопад», — думает Вивиан.
Она все еще слышит отчаянные вопли кошки, все еще слышит, как кошка бьется о дверь, пытаясь вырваться наружу. Она видит себя в зеркале и удивляется. Удивляется, что способна на такую низость.
Какая перемена происходит в человеке, причинившем зло? Переменилось ли ее лицо? Стало ли в нем больше жестокости или страха, и где между ними грань?
И снова Вивиан думает о том, что все делает невпопад. Каким образом она может доказать Бёрье, что они одно целое? Она способна только разрушать и приносить несчастье.
Ей дано только самое гнусное оружие. Оружие слабаков и подлецов, ей бы устыдиться и отказаться от него.
Но она не отказалась. В тот день, когда она предстанет перед своим обвинителем, она скажет в свою защиту:
— Меня сразили оружием куда более гнусным. Пусть даже и законное, оно было в десять раз более подлым, и его пустили в ход против меня не колеблясь.
Да, она рушит их жизнь, как Бёрье разрушил ее собственную. У Бёрье больше нет дома, как нет дома у нее самой.
Стало быть, они опять одно.
Остался последний шаг. Она должна еще раз встретиться с Бёрье.
Только в среду за пять дней до Рождества Вивиан удается дозвониться ему на работу. «Нам надо встретиться», — говорит она; Бёрье в ответ огрызается. Она просит его самым ласковым, самым умоляющим тоном, на какой только способна «Об этом не может быть и речи», — шипит он в ответ и кладет трубку.
Тогда она идет к его конторе и поджидает там.
Всю вторую половину дня сидит она перед домом, где он работает, ожидая окончания рабочего дня; наконец он появляется и проходит мимо, не обращая на нее внимания.
— Бёрье… — говорит она, вставая.
Мельком взглянув на нее, он фыркает и идет дальше.
— Бёрье, ты — дерьмо! — кричит она ему вслед.
Он садится и уезжает, оставив ее в туче выхлопных газов.
Вивиан трясется от злости. Он что, не знает, кто она и что она сделала?
Ну что ж, она ему растолкует. Ему все равно не отвертеться. Не хочет позволить ей прийти к нему, придется ему самому явиться к ней.
На другое утро она идет к школе, где учится Густаф. С завтрашнего дня детей распустят на каникулы. Асфальт на школьном дворе искрится от мороза, снег все еще не выпал. В окнах школы переливаются звезды адвента и рождественские украшения из цветной бумаги. Сейчас прозвенит звонок к началу первого урока.
Классные комнаты освещены, дети вот-вот рассядутся по партам и задремлют, уткнувшись носом в прохладные крышки, уютно пахнущие привычкой и моющими средствами. А учительница со своей кафедры будет читать им отрывки из «Братьев Львиное Сердце», и на каждой парте горит свечка, которую детям разрешили принести из дома при условии, что они будут вести себя хорошо и не играть с огнем.
Как все это хрупко. Как хрупок мир, хотя дети об этом не подозревают.
Читать дальше