Елена Блонди - Судовая роль, или Путешествие Вероники

В коридоре затрещал телефон, и Ника с надеждой спустила ноги на пол.

— Аллоу? — с придыханием спела Нина Петровна, — ах, Эдуард Михалы-ыч! И вам доброго вечера!

Ника снова упала навзничь, глядя в потолок.

— Конечно, конечно будем завтра. А купорос вы везете? Да что вы говорите? Как-как? Топинамбур? Чудо какое. Веронка! Ника! Возьми ручку, запиши, пожалуйста! Топинамбур, земляная груша. Сажать, поливать и рыхлить. Да, да. Ой, ну что вы!

Ника села и стала стягивать колготки. Расстегнула юбку.

— Нет-нет, я, знаете ли, занята. Постоянно.

Ника через голову стащила трикотажный блузончик.

— Там одни молодые, ну что вы, — Нина Петровна кокетливо рассмеялась.

Ника надела халат и застегнула пуговицы, вздохнула, разглядывая себя в зеркале мебельной стенки. Еще один томный весенний вечер.

— До завтра, да. Я запомню, топинамбур.

Звякнула трубка и телефон снова затрещал.

Ника подвела глаза к потолку.

— Аллоу? Сейчас, Василина. Веронка, тебя!

Ника вышла в коридор, покосилась на мать, которая ушла к себе и, напевая, кружилась перед большим зеркалом. Прижала аппарат к животу и ушла в комнату, таща шнур за собой. Закрыла дверь и снова повалилась на диван.

— Да…

— Куся! — заверещала трубка, и Ника покорно отодвинула ее от уха, — Куся, родная, мне срочно, срочно нужны твои шорты!

— Кожаные, что ли?

— Нет. Джинсовые! Кусинька, я кажется, похудела! Слушай, мне таблетки принесли, деффка принесла с курсов, я сегодня с утра, ты знаешь!.. Просто эльф какой-то. Куся, приходи, а?

И добавила в ответ на молчание:

— Я соскучилась. И еще у меня новости. Важные!

— Врешь ты, Васька. Нет у тебя новостей. Тебе шорты нужны. Приходи сама.

— Я не могу, — трубка неловко хихикнула, — ну, таблетки эти… я от горшка дальше чем на метр не отхожу, с утра.

— Ага. Эльф значит. Васька — фея унитазная.

— Кусинька, неси шорты. Ну, плиз, плиз…

— Ладно.

— Если что, папа откроет. Ой…

Ника сунула трубку на аппарат, поставила его на диван и покорно расстегнула пуговки халата. Подумав, влезла в длинное трикотажное платье-майку, отстегнула заколку, чтобы пушистые волосы рассыпались по плечам. Взяла со стула шорты и вышла в прихожую.

— Мам, — позвала, суя ноги в уличные шлепки, — закрой, я к Ваське схожу.

Нина Петровна распахнула дверь своей комнаты и встала, упирая руку, унизанную браслетами, в бок шелкового сарафана, усыпанного цветами и листьями.

— Как тебе? Не слишком кричаще?

— Нормально. Это ты для своего Эдуарда, что ли, наряжаешься?

— Вероника! — Нина Петровна нервно огладила пышные бока, обтянутые блестящим шелком, — и не стыдно тебе? Он женатый мужчина!

— Зато ты холостая. Мам, ну он же ухлестывает за тобой. Звонит чуть не каждый час. Про топинамбуры рассказывает.

— Ну и что? Просто сосед по огороду. Хороший товарищ. И потом, твой папа…

Ника подвела глаза, на этот раз к потолку прихожей.

— Папа тебя бросил три года назад.

— Не бросил. Я сама… попросила уйти.

— И что? Ты его ждешь, что ли до сих пор?

Нина Петровна задрала маленький, круглый, как у дочери подбородок:

— Вовсе нет! Мы просто остались в хороших отношениях. Да что ты сегодня такая злая? Из-за Коленьки? Такая твоя судьба, доча, ты жена моряка.

Мать жалостно посмотрела на пышные волосы и хмурое лицо дочери. Перевела взгляд на обтягивающее платье:

— А платье это не носи на улицу. Оно чересчур откровенное. Ты замужем.

— Мам, перестань.

— И чтоб через час была дома! Вдруг Коленька позвонит, что я скажу?

— Скажи, ушла на танцы.

— Ника!

Но тут снова звякнул телефон, и мать схватила трубку, другой рукой хватая дочь за руку.

Вдруг это именно Коленька, было написано на круглом взволнованном лице.

— Аллоу? — рука матери отпустила дочкины пальцы, — Толя? Толя! Да, очень рада, как ты, как ты там, Толя? Вот Веронка наша рядом, доча, иди поговори с папой.

Ника отступила и взялась за дверь, щелкнула язычком замка.

— Ах, она уже ушла. Как твое здоровье, Толенька?

Мать округлила глаза, укоряя дочь лицом и вдруг, что-то вспомнив, прижала трубку в пышной груди. Зашептала еле слышно:

— Там письмо. Вам, с Коленькой. Прости, я готовила лечо, лечо, да? С помидорками. Ну, увидишь.

И снова уткнулась в трубку.

Ника взяла с тумбочки измятый, залитый томатным соусом конверт. Сунула в карман и вышла в томный, пахнущий акацией вечер.

Васька жила в соседнем доме и в темноте Ника шла, покачивая бедрами, встряхивала копной каштановых блестящих волос, мечтала, что ей снова шестнадцать и она, как эти вот — проводила глазами тройку хихикающих девчонок в шортиках и на шпильках — бежит на дискотеку. Ждет на углу Светку, а после они вместе, но не на пятак в парке, где все скачут, как в звериной клетке, а снаружи стоят пацаны, курят и разглядывают мини-юбки, нет-нет, они едут на автобусе в старый парк, и там, в летнем кинотеатре…