— Чем же он обратил на себя внимание?
— Сумел. Но желание тут ни при чем...
— Может, и меня прихватишь?
— Тебе здесь работы хватает. С одним Игорешей управиться не можешь.
— Чего с ним управляться! Суну ружье в руки, и весь разговор. Хотелось уговорить, убедить, чтоб но согласию, как у порядочных!
— Ну, ты даешь! — усмехнулся Аристарх. — Нашел, где искать порядочных, время нашел...
— А чем не время?
— Моя ты деточка! — Аристарх похлопал меня по плечу, улыбнулся невесело и... И пропал. Только что был — и нет его. Лишь легкое движение воздуха, затихающий свист и ломота в висках. Но я уже знал, что это ненадолго, минут пять посижу без движения, и пройдет.
Сорвалась сосулька с карниза, взметнулись голуби над мусорным ящиком, образовался просвет в низких оттепельных тучах, оттуда полыхнуло синим... И тут же все снова затянулось сырой мглой.
Из сомнений Автора.
Лунная сцена... А нужна ли она?
Ну, хорошо, можно описать некий странный мир, в котором тяжелые угластые глыбы бесшумно катятся вверх, будто невидимый Сизиф подталкивает их, а они медленно и жутковато, переворачиваясь в пространстве, взбираются все выше, и там, достигнув зыбкой единственной точки, снова срываются вниз, рождая лавину мелких бесшумных камней, и снова невидимый Сизиф начинает свою бессмысленную работу...
Тут же тетя Нюра с кошелкой, Нефтодьев. Кстати, он выздоровел. Работает библиотекарем. Выдает читателям книги, но никто брать книги не хочет, все переключились на газеты. Это и радует Нефтодьева как бывшего газетчика, и печалит как библиотекаря... Он уже не прячется от нечистой силы, не старается погромче пустить воду, не проверяет, что течет из крана — проявитель или закрепитель, хотя желание такое его посещает, но он с ним успешно борется, и в этой борьбе ему всячески помогает профессор Юрий Алексеевич Шапкин...
Аристарх помирился с женой, выяснилось, что и причин-то для беспокойства не было. Могущественный экстрасенс ошибся. Оказывается, они тоже ошибаются. Перезванивалась его жена всего-навсего с парикмахером по парикмахерским делам. Сам этот нагловатенький вечный кавалер с потрепанной мордочкой работает рядом с мастерской Рогозина и время от времени одолевает Юрия Ивановича просьбами нарисовать портрет божественной Аллы. А тот, понимая его просьбы как легкое заболевание, говорит заботливо: «Ты чайку-то махани! Махани стаканчик! Без чая жизнь плохая!» И помогает. Выпив стаканчик-второй, попрощавшись на чистейшем английском языке, а еще он умеет на английском и здороваться, парикмахер уходит к своим ножницам и щелкает ими так яростно, что даже в мастерской чувствуется запах жженой шерсти.
Так вот лунная сцена... Можно и Автора туда затащить, он все увидит, удивится и опишет.
А зачем?
Скучно это. Когда затевалось, то все выглядело смело и интересно, а после того как Автор пообщался с Иваном Борисовичем Адуевым, Игорешей, Васькой-стукачом, ненужным это показалось, лишним. Черные дыры, космическое пространство, линии судеб... Пусть все останется неким фоном, на котором происходят драматичные одинцовские события. И не будем углубляться в их мистическое значение, в наше предназначение...
Нам бы выжить, и ладно.
А хотелось, хотелось этакую фантасмагорию закрутить, чтоб ахнул весь неподготовленный читатель, чтоб за голову схватился, но к окончанию романа слегка устал Автор и к мистике относится уже без должного трепета. Но самое главное — на прошлой неделе окончательно выяснилось, что не будет у Автора определенного помещения размером десять квадратных метров, о которых он неустанно мечтает последние тридцать лет, в этом тысячелетии уже не будет.
И какая после этого лунная сцена? Какой бурлеск...
Обойдемся.
Будем считать, что самого Автора втянуло в черную дыру безнадежности и понял он, что писать ему до конца жизни суждено «между шкафом стенным и гостиничным тусклым трюмо». Иногда гнев его охватывает, иногда беспомощность, но остается надежда, что когда к концу тысячелетия все наши доблестные труженики будут обеспечены жильем, то, глядишь, при окончательном дележе и Автору перепадет пяток метров...
То-то будет весело, то-то хорошо!
Вот тогда и вернемся к лунной сцене, в душе Автора появятся легкость и озорство, разомкнет уста Нефтодьев, и тетя Нюра, отряхнув с себя могильный прах и подхватив кошелку, отправится в рискованное путешествие, и Аристарх опять наденет свое истинное одеяние — завернется в черный плащ с фиолетовым нутром, прицепит к кожаному поясу испанский меч в протертых ножнах. Глядишь, и Автор увяжется за ними, а то и вообще удастся собрать отчаянную компанию — Рихарда Янеша с береттой, Юрия Ивановича с этюдником, Абдулгафара с кинжалом, печальную Иру, еще не завитую, в джинсах и с родинкой на безымянном пальце — всех захватим, всех, к кому стремится душа Автора, кто живет в нем безвыездно и дает хоть какое-то ощущение уходящего времени...
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу