Петр Проскурин - Имя твое

б) справки от жены (или приравненного к ней лица, лиц) о ее наличии в день утери;

в) акт медицинской экспертизы об отсутствии вины, смягчающей печальное обстоятельство утери медали.

Кружковскому, казалось, совершенно не мешали взрывы хохота, и он, оторвавшись от листа бумаги, строго обвел всех твердым, светлым взглядом.

— Ну вот, товарищи, есть еще правила хранения и ухода за медалью, но я думаю, мы их опустим и перейдем к главному, к самому акту вручения…

— Позвольте, батенька, нет, нет и нет! — шумно запротестовал Чубарев. — Нет уж, увольте, я должен знать все правила!

Чубарева поддержал даже Муравьев, и Аленка подумала, до чего же заразительны вот такие детские игры для взрослых; она ведь и сама уже улыбалась и то и дело начинала хохотать вместе со всеми.

— Правила хранения медали и ухода за ней заключаются в следующем, — строго начал Кружковский. — Итак:

§ 1. Медаль, как правило, хранить в двух, лучше в трех— или четырехкомнатной квартире. Разумеется, не исключается пятикомнатная и так далее.

§ 2. Если в квартире не обеспечены необходимые температура и влажность воздуха, медаль рекомендуется хранить в закрытой таре (коробке), имеющей герметизацию и терморегуляцию, обеспечивающие стабильность температуры и влажности. Последние должны контролироваться приборами, прошедшими в установленные сроки проверку в Палате мер и весов…

Пока Кружковский доставал из красивой коробки большую, с чайное блюдце, красивую бронзовую медаль с гербом завода, с грозно рассекающей облака стрелой, похожей одновременно и на самолет, и на молнию, на полосатой, сине-розовой ленте и надевал ее на шею Чубарева, все оглушительно хлопали и кричали «Ура!», затем еще раз все выпили и разбрелись размяться и покурить.

Аленка взяла в руки длинную, узкую лаковую сумочку, собираясь незаметно ускользнуть, но не успела. Едва она встала из-за стола, к ней подошла хозяйка, Вера Дмитриевна, взяла под руку, увела с собой.

— Пойдемте, дорогая, подышим без этого дыма… Я любовалась вами, Елена Захаровна, — говорила она уже на ходу, по-женски неуловимо вкладывая в свои слова кроме их прямого значения еще какой-то тайный смысл. — Вы так похорошели с тех пор, как мы не виделись. Срок небольшой, а перемены…

— Что вы, Вера Дмитриевна, — тоже чисто по-женски отвела похвалы Аленка, хотя знала и не могла не знать, что она действительно изменилась и не могла не измениться к лучшему, и в порыве откровенности потянулась душой к этой седой, спокойной женщине. — Я так боюсь, Вера Дмитриевна, так боюсь! — сказала она, и в то же время в ее голосе, в глазах, в улыбке отразилось другое, то, что она счастлива и что она суеверно боится сглазить это свое состояние счастья, что она боится сейчас всего того, что может это счастье нарушить, а значит, боится всего-всего…

— Что вы, что вы, это ведь прекрасно — ребенок! — с некоторой прямолинейностью сказала Вера Дмитриевна, вспоминая себя. — Это одно я и помню как нечто необычно прекрасное вот уже много-много лет, все остальное забыла. Мужчинам никогда этого не почувствовать и не понять, в этом мы, женщины, много выше… Пройдемте еще подальше, здесь шумно. И тем более дышать табачищем… Вы пили что-нибудь?

— Немного пила, — сказала Аленка удивленно. — Я давно уже не кормлю…

— Все равно это очень вредно. — Вера Дмитриевна остановилась, удерживая Аленку. — Вам ведь обязательно захочется второго ребенка со временем… Скажите, а вы скоро тронетесь за мужем? — спросила она с любопытством.

Аленка, сжав губы, отрицательно покачала головой.

— Вы знаете, я заканчиваю ординатуру. Последний год.

— Да, да, понимаю, — сказала Вера Дмитриевна. — Женщине так легко потерять все завоеванное…

— Нет, здесь, вероятно, что-то другое…

— Все равно ведь сорветесь, поедете, не удержитесь…

— Сорвусь. — Аленка доверительно и тепло поглядела собеседнице в глаза. — Конечно, сорвусь, даже скоро, пожалуй… а сейчас пока я выдерживаю с ним ожесточенные бои… Самое удивительное, что он, умный человек, не может меня понять…

— А может, не хочет? — спросила Вера Дмитриевна с улыбкой.

— Может, и не хочет…

— Вот видите, — улыбнулась Вера Дмитриевна, опять вспоминая себя, и повела Аленку дальше; разбившись на группы, гости, в основном мужчины, оглядываясь, рассказывали друг другу анекдоты; в двух или трех местах вспыхнули деловые разговоры, около пианино кружилось несколько пар, кто-то пытался петь. Чубарев, Лутаков и Муравьев, прогуливаясь в отдалении ото всех, тихо, сосредоточенно разговаривали о планируемом на самое ближайшее время расширении мощностей завода, причем Чубарев несколько раз неспокойно поглядывал в сторону Шилова, упорно остававшегося в одиночестве за столом, и тот, словно почувствовав, встал и подошел к их группе.