Петр Проскурин - Число зверя

— Смотри ка, каков гусь лапчатый, мой благоприобретенный своячок! — воскликнул, покачав головой, Леонид Ильич и от изумления тотчас потребовал еще по рюмке коньяку и, подождав, пока за официанткой закроется дверь, пригнулся над столом, понижая голос. — Ты, надо думать, умный человек, иначе она не заинтересовалась бы тобой… почему же ты говоришь какие то мещанские глупости? Неужели ты в одиночку, будь ты хоть семи пядей во лбу, думал справиться с целой системой, которую совершенствовали тысячелетиями? Ты меня разочаровываешь, уважаемый свояк.

— Что ты, я ничего такого не хотел, — ответил гость, тихо и светло улыбаясь, как улыбаются расшалившемуся ребенку. — Знаешь, мне хотелось и нравилось это делать, и тут уж ничего не попишешь. Но ведь не затем меня сюда привезли, тебе, очевидно, не так просто было встретиться со мной. Что то важное тебя заставило.

— Да, — сказал Леонид Ильич, на глазах старея. — Хотя и то, о чем я тебя спрашивал, мне нужно было знать. У меня такая служба, мне многие говорят об одном по разному, ведь и про тебя я могу узнать правду только, пожалуй, от тебя самого. Так что здесь все понятно… Да и куда тебе торопиться? Сиди, отдыхай, завтра такого уже не будет, — сказал Леонид Ильич с неожиданной тоской.

— Я знаю, такое не повторяется никогда, — спокойно согласился гость, и его затуманившийся взгляд ушел куда то мимо своего высокого собеседника, прошивая массивные стены и останавливаясь где то в только одному ему ведомом пространстве. — Было бы странно, если бы такое повторялось…

— Значит, я прав в своих предположениях, когда думал о тебе, — сказал Леонид Ильич. — Ты, очевидно, еще и помогал сумасбродным русским патриотам, как они сами себя величают? Придумали черт знает какую ахинею… Ну, этим, как они там себя называли… Мне говорили… да… перечисляли даже известных людей. Воззвания против власти сочиняют… Помогал ведь?

— Чепуха, свояк, никого из таких людей я не знал и не знаю, — быстро сказал Сергей Романович. — С какой стати? Я человек свободный, летал где хотел и как хотел.

— Скажи, Горелов, ты вот говоришь, летал где хотел, — вновь заговорил Леонид Ильич и выжидательно прищурился. — А ты Бога хоть где нибудь встретил, ну хоть на один миг? Ведь если ты не признаешь земных установлений, должен ты хоть чем нибудь руководствоваться?

Гость быстро взглянул и вновь отвел глаза и долго молчал; хозяин, все так же прищурившись, терпеливо ждал.

— Ты, свояк, спроси об этом, если сможешь отыскать его, у отца Арсения, — сказал наконец Сергей Романович, и судорога перехватила его горло. — Есть такой человек… Если очень захочешь, найти его будет можно, хотя и трудно. Такой странник, бродяга. Бродит, бродит из конца в конец… все о нас, грешных, знает. Мне почему то кажется, что он захочет с тобой потолковать. А вот ты, пожалуй, и не захочешь. У тебя в жизни, очевидно, немало такого, о чем бы ты хотел навсегда забыть…

— Зачем же нам с самого начала браниться, — недовольно сказал Леонид Ильич. — Такого у каждого немало, о чем хотелось бы забыть, только не забывается. Я вроде бы уже слышал о таком. Да, именно отец Арсений, так, так, — вслух подумал он и, надвинув брови, уставился на стол перед собой. — Только как же его обнаружить, говорят, его никак нельзя увидеть, если он того не захочет…

— Здесь, свояк, дело проще, — сказал Сергей Романович. — Если ты сам очень уж захочешь, отец Арсений без всяких там казенных розысков может объявиться. Вот будешь сидеть, дремать, возможно, после важных заседаний, а он возьмет и войдет — здравствуйте…

Недоверчиво покосившись на бойкого гостя, Леонид Ильич пожевал губами; чего то главного не хватало, оно было где то совсем близко, но не давалось и тревожило.

— Не туда мы с тобой забрели, — вслух подумал Леонид Ильич. — Какой то пустой у нас с тобой разговор. Ну, странник, ну, бродит, мало ли на свете чудаков? Пусть себе бродит, страна большая, места всем хватит с избытком.

Гость ничего не ответил, лишь, выражая сомнение в истине последних слов своего собеседника, шевельнул руками, и Леонид Ильич, раздражаясь неизвестно почему, скорее всего из за своего гостя, из которого приходилось вытягивать каждое слово словно клещами, решил больше не петлять, и, хотя между ними уже и установилась некая внутренняя связь, обещавшая новые неожиданности и смещения, хозяин не стал больше выжидать.

— Я понимаю, понимаю, Горелов, тебе сейчас трудно и нехорошо, что же поделаешь? — сказал он. — Тебе не хочется разговаривать со мной, я вижу, а зря, Горелов, ведь ты мне в сыновья годишься. Мне ведь не надо никаких твоих раскаяний и признаний, мне надо кое что понять для себя самого. Может, я тебе смогу и помочь, мне лишь надо понять…