Михаил Бару: Повесть о двух головах, или Провинциальные записки

К примеру, портрет неизвестной русалки в русском костюме кисти Аргунова или картина Петрова-Рыбкина «Купание зеленой русалки».

Не дети, чай. Сами все должны понимать. И то сказать – не футбольный клуб купил, не яхту стометровую. И особняк у него в Городце, а не в Лондоне. Ну, не считая тех, что в Нижнем.

Если им верить, то под Судиславлем есть множество подземных ходов, прорытых еще дружинниками Судислава и староверами, а в тех подземных ходах спрятаны несметные сокровища и книги, которые мать Судислава привезла из родительского дома, из Греции. Книги эти, понятное дело, составили часть библиотеки Ивана Грозного. Царь, когда ее прятал, так и не смог вспомнить, что часть книг у него зарыта в судиславских подземельях. Думал, это бояре взяли почитать и не вернули. Даже велел Малюте казнить нескольких на всякий случай.

Какой-нибудь москвич, а пуще того петербуржец, читая про эти туфли, только усмехнется криво да подумает про себя: «Эка невидаль. Туфли какие-то… Тащат в музей всякий хлам и потом его показывают за деньги». Не скажите. Проезжай через вас государь император, хоть бы и без супруги, да танцуй вы у него на балу, да займи первое место на конкурсе красавиц… да поцелуй он вас просто в пупок – так вы и этот пупок завещали бы музею.

В усадьбе Долматово отбывал ссылку знаменитый покоритель Кавказа генерал Ермолов, историю усадьбы Шишкино описал Пушкин в «Записках Нащокина», а сосед Нащокиных, Илья Степанович Аристов, стал прототипом Гринева в «Капитанской дочке». Знал бы Аристов, которому и при жизни досталось, что и после смерти памяти его покоя не будет от школьников… Если бы родственница Лермонтова знала, что ее скандальное венчание в селе Ильинском возле Судиславля с заезжим итальянцем Александр Сергеевич сделает основой сюжета повести «Метель», то она, быть может, и остереглась бы…

Был у Третьякова тесть – купец второй гильдии Красильников. Тоже старообрядец. Ничего выдающегося. Торговал, как и все, холстами, грибами и сливочным маслом. Экономен был и бережлив, чтоб не сказать скуп. Детей и внуков заставлял на второй этаж своего дома подниматься по одной стороне лестницы, а спускаться по другой, чтоб подольше сохранить в целости и сохранности ступеньки. Не за это, однако, поминают его до сих пор недобрым словом земляки. Простить ему не могут того, что он двух своих дочерей специально не выдал замуж, чтобы те ухаживали за ним в старости. Ну ладно бы одну, но двух… В Судиславле и теперь бывает, что отцы дочерей на выданье пригрозят строптивицам… Но это уж редко. Можно сказать, почти никогда. Не те нынче времена, чтоб этим пугать. * Перед самой смертью, в год начала Первой мировой войны, Иван Петрович повредился в уме из-за того, что часть его капиталов находилась в немецких банках и в немецких ценных бумагах. И то сказать – объяви мы сейчас, к примеру, войну Германии или Америке, не говоря об Англии… Очередь из сумасшедших выстроится.

По правде говоря, и весь изрядно обветшавший город стоит на одной ноге. И не столько стоит, сколько понемногу погружается в болота, которыми он окружен. Как тот польский отряд, который погубил Сусанин. Раньше, не при большевиках, а еще до них, под улицами города и его домами была устроена разветвленная дренажная система. Вода под фундаментами домов не стояла, а уходила. Еще в советское время во время ремонтных работ находили в земле большого диаметра деревянные трубы. Никто их, конечно, не менял и не чинил. Теперь и ремонтные работы производят редко. Хоть поляков снова вызывай, чтобы тех, кто заводит город в трясину…

В советское время было и сложнее. Два раза в год приезжал в музей проверяющий смотреть книгу отзывов – не написали ли в ней граждане что-нибудь антисоветского. Граждане, как водится, писали. Поскольку в те времена музей находился в маленькой сырой полуподвальной комнате старинного дома, то граждане советовали местным властям поменяться с музеем помещениями. Ну и разное другое, конечно, советовали. Не без того. В те времена всякая музейная экспозиция должна была, в соответствии с указаниями партии и правительства, состоять из строго определенных частей. Вот как в иконостасе любого храма праздничный чин всегда идет перед пророческим, а за пророческим – праотеческий, так и в музейной экспозиции сначала должен был быть раздел, посвященный Революции, за ним шла коллективизация, за ней – индустриализация, за индустриализацией – Великая отечественная война, а завершал историю период развитого социализма, в котором мы все тогда, по утверждению партии и правительства, находились. Вся история Судиславля до семнадцатого года проверяющих не интересовала. Ее могло просто не быть. Ольгу Борисовну, которая и тогда, тридцать лет назад, была директором музея, дважды в год ругательски ругали за то, что отдела развитого социализма у нее не было. За то, что предшествовавшие семнадцатому году шесть с лишним веков истории Судиславля умещались на маленьком столике, ее не ругали, а вот за отсутствие развитого социализма… Но тут помогло несчастье. Вернее, нехватка площади. Для развитого социализма Ольга Борисовна отвела угол за печкой. Так и доложила начальству. Начальство как услышало про угол за печкой, так… а когда успокоилось, велело передать, что развитому социализму за печкой не бывать, что это для него обидно, что… и опять разволновалось. Потом прошло еще совсем немного лет, и выяснилось, что ни за печкой, ни в каком другом месте развитому социализму не место. Да и был ли он вообще.