Михаил Бару - Повесть о двух головах, или Провинциальные записки

В советское время, как рассказывала мне директор музея, было проще [94]. Школа заключала договор с музеем, а оплачивало все государство. В конце года государство перечисляло деньги с одного государственного счета на другой. Никто их и в руках-то не держал. Теперь всем охота деньги подержать в руках. И музей в этом смысле не исключение. Государство оплачивает музею только содержание здания и зарплату сотрудникам. Ну, зарплата в данном случае, конечно, слово слишком крепкое, которое надо разбавить. Тысячи две-три получает рядовой музейный сотрудник, но поскольку такой зарплаты у нас быть не может по закону, то государство само же и добавляет к этим тысячам еще несколько, чтобы получилась минимальная из всех возможных зарплат. Надо признать, что некоторые сотрудники музея получают и по семь тысяч, а уж сколько получает директор музея я и представить себе не смог. Короче говоря, все те деньги, все эти несусветные прибыли от билетов государство разрешает музею тратить на себя – половину на премиальные сотрудникам, а половину на развитие музея. На закупку музейных витрин, новых экспонатов, на научные исследования, на все то, что можно купить за эти деньги [95]. Эти, с позволения сказать, деньги, к примеру, в исключительно урожайном на прибыль тринадцатом году составили ровно пятьдесят тысяч девятьсот рублей. Из них половину отдают на прибавку к зарплатам восьми музейным сотрудникам. В месяц получается каждому сотни по две с половиной или около того. Зато у них нет трат на транспорт, есть свои огороды, и они не лежат в больнице. Негде лежать. Перед тем, как лечь, надо еще настояться в очереди на больничные тринадцать коек [96]. И хлеб в Судиславле отличного качества и куда как дешевле московского. Особенно хороши румяные ватрушки, пироги с вареньем, с рыбой, мясом, луком и яйцами. Изюму, доложу я вам, в одну судиславскую ватрушку кладут столько, сколько не кладут и в три московских, не говоря о костромских. И грибов в округе видимо-невидимо. Правда, после того, как в окрестностях Судиславля упразднили десяток ракетных шахт с баллистическими ракетами, выяснилось, что в те времена, когда они стояли на боевом дежурстве, из них вытекало ядовитое ракетное топливо. Не всегда, конечно, а иногда и даже очень иногда. Но очень ядовитое. Вытекало, как говорится, из вымечка по копытечку, а из копытечка во сыру землю. Не любят грибы ракетного топлива во сырой земле. Особенно в той земле, на которой они растут. А уж когда пустые ракетные шахты власти стали заполнять сотнями тонн оставшихся от наших реформ бумажных купюр, то к грибам стали подходить с опаской, а то и вовсе обходить их стороной.

Не все, конечно, в окрестностях Судиславля плохо. Из хорошего есть фабрика валенок и знаменитый на всю страну зверосовхоз, где на горе всем защитникам животных выращивают норку, соболя и лису. Во времена Советского Союза зверосовхоз входил в пятерку самых крупных зверосовхозов одной шестой части всей земной суши, а теперь и суши стало меньше, и зверосовхоз сбавил обороты в три с лишним раза. В три с лишним раза меньше убивают здесь каждый год животных. Сорок тысяч норок, соболей и лис. При зверосовхозе есть магазин мехов. Норковый полушубок, за который в Москве вы заплатите несусветных сто пятьдесят или даже двести тысяч и еще будете рады, что удачно купили, здесь вам обойдется в каких-нибудь сто. Ну, а для тех, кому по карману только подкладка в кармане норкового полушубка, есть меховые игрушки – норковые зайчики и собачки, котята, слоны и даже лоси из меха нутрии с замшевыми рогами. Все удовольствие – пятьсот рублей [97].

Кабы у меня было ружье, то я теперь не сидел бы на седьмом этаже панельного дома за письменным столом, а выходил бы с собакой из черного ноябрьского леса, шел бы через черные мокрые кусты, сквозь промозглый туман на черном поле, перебирался вброд через ручей, наступал бы на коровьи лепешки на проселочной дороге, открывал бы калитку и, упреждая вопрос, сразу отвечал бы:

– Ты бы слышала какой был треск в кустах! Таких матерых зайцев я никогда в жизни не видел. Передние зубы торчали как клыки у кабана. Тут я сразу из двух стволов… Куда там! Туман такой – ни зги не видать. Не только зайца – мушек на стволе не видал. Палил чисто отпугнуть – чтобы на собаку не кинулся. Он потом ломанулся через орешник… Джек хотел за ним, но его уж и след простыл.

Джек при этих словах вильнул бы хвостом и посмотрел преданно жене в глаза.

– Никто не мешает тебе рассказывать все это и не имея ружья, – сказала бы жена.