Сергей Носов - Полтора кролика (сборник)

Ей похлопали.

Двенадцатый не пришел.

Рудаков стал читать свои короткие произведения. Он их называл сказками. По мнению критика Рузовского, опубликовавшего в начале лета рецензию на книгу Рудакова, стиль Рудакова отличается особым ритмом и лапидарностью.

Его слушали оживленно, иногда смеялись.

Самый короткий текст из прочитанных Рудаковым назывался «Во».

– Ковыляю лесом, никого не трогаю.

Вдруг:

«Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, я от зайца ушел, от волка ушел, а от тебя, медведь, и подавно уйду!»

И в кусты укатилось.

Во, думаю.

– Отчего деревянная? Так живую старик отрубил…

Я к нему: скрып, скрып. Вижу, лапа моя в горшке варится, шерстка разбросана – знать, щипала старуха. Спряталась на печи, думает, не замечу, а старик под корыто залез.

Съел я их.

Во, думаю.

– Это все?

– Все, – сказал Рудаков.

Ему похлопали.

– Особенность этого текста – его длина: семьдесят два слова, – сказал Рудаков. – У меня три рассказа по семьдесят два слова каждый. Тютелька в тютельку.

– Как интересно! – сказала Магда Васильевна.

Стали задавать вопросы.

Рудакова спросили, что побудило его стать писателем. И что означает название книги. При чем здесь кролики? И что он думает о современной литературе.

Спросили, какая книга лежит у него на рабочем столе. И какие три он взял бы на необитаемый остров.

Он сумел не зевнуть. Он решил: не иначе, каждую работницу библиотеки обязали задать хотя бы один вопрос. Скоро, впрочем, он убедился: иначе. Вопросы задают здесь не по обязанности, а по безотчетным побуждениям неясного свойства. Потому, наверное, что не хотят выходить на улицу, решил Рудаков. Он и сам не хотел.

Полная дама в брючном костюме спросила Рудакова о тайне современного человека. Она сказала:

– Мне кажется, у современного человека нет тайны. Поэтому про него не интересно ни писать, ни читать. А как думаете вы?

Рудаков думал по-разному. Человек сам тайна. Но что есть тайна? – думал Рудаков. И что человек? – предлагал всем подумать.

Рудакова спросили: да, что есть человек?

И чем современный человек отличается от вообще человека?

И еще: сколько просуществует человечество, спросили Рудакова.

И есть ли Бог, Рудакова спросили.

Есть ли, спросили его, ничего – в частности там, где ничего нет, и, если ничего все-таки есть, называя его «ничего» и тем самым внося в него содержание, не превращаем ли мы ничего в нечто?

– Вы пишете для взрослых, однако пренебрегаете матом. Почему в вашей книге совсем нет мата?

Этим обеспокоилась бальзаковского возраста леди в не по сезону темных очках.

– Должен быть? – спросил Рудаков.

– Нет, я не настаиваю на том, чтобы у вас на каждом шагу матюгались, но полное отсутствие мата бросается в глаза… или вы находите это естественным?

– Я не думал об этом, – пробормотал Рудаков, несколько сникнув.

Спор на тему мата ненадолго взбудоражил аудиторию; Рудаков угрюмо молчал.

– Видите, какие дискуссии вызывает ваша проза, – шепнула ему Магда Васильевна.

Речь зашла об абсурде. Отношение Рудакова к абсурду интересовало обладателя клетчатого пиджака, единственного, если не считать Рудакова, мужчину в этом помещении. Он называл имена великих абсурдистов, освященные мировой славой. Ощущает ли Рудаков свое место в определенном контексте?

– Нет, то есть да, то есть нет, – заговорил Рудаков с внезапной горячностью. – Я под абсурдом понимаю другое. Допускаю, что у меня умозрительные схемы, искусственные конструкции, игры ума, это не есть абсурд… Абсурд – это реальность, реальность, увиденная под определенным углом. Он здесь. Он повсюду. Все зависит от ракурса – как взглянуть. Любое событие может оказаться абсурдным… Вот, скажем, сегодняшний вечер – вроде все пристойно, правильно… А ведь это как посмотреть… Можно представить себе, кто-то напишет рассказ о нашей встрече, и она будет выглядеть крайне абсурдно.

– Разумеется, – сказала Магда Васильевна. – Если все исказить. Что-то затушевать, что-то выпятить. Окарикатурить.

– Да нет же, я о другом… Я о фатальности… как бы это сказать… неявных несоответствий. Представьте себе, что кто-то из нас мог бы оказаться не здесь, а в другом месте – в бане, или на свадьбе, или, может быть, в морге… Это я фантазирую в порядке бреда… Чувствуете холодок абсурда?

Никто не чувствовал.

– Ладно. Давайте в порядке бреда сочиним что-нибудь подобное… прямо сейчас. Хотите о вас, Магда Васильевна?