Сергей Носов - Полтора кролика (сборник)

– … и вечером без десяти шесть. Если пойдете, остановка рядом с карьером, отсюда километра три с половиной. Хотя сегодня может и не быть дневного. Вы же знаете, какой день. В деревнях все по домам сидят. Ждут, когда привезут листы. И потом – телевизор… Программа… Но по расписанию – да.

Вновь подошла Таня (пока говорили, она отлучилась к машине за кремом против загара):

– А вы – уже?

– Мне не в чем каяться, – обратился Инспектор Леса ко всем присутствующим.

Усмехнувшись, Даня Глебу заметил:

– Что-то в этом есть диссидентское.

– Нонконформизм какой-то, – отозвался Глеб.

– Это как посмотреть, – сказала Таня, выдавливая из тюбика на ладонь.

Инспектор Леса сказал:

– В волости праздничный концерт днем, но у них свой автобус от администрации. В любом случае попутку всегда можно поймать.

– А вы сами пешком? – Ксюша спросила, не взяв у Тани протянутый тюбик.

– Я сам – да. На машинах сюда редко добираются. Счастливо отдохнуть. Ушел.

То есть это он так сказал о себе: «Ушел».

И действительно, Инспектор Леса – ушел.

Даня, Таня и дизайнер Зайнер долго еще обсуждали встречу с Инспектором Леса, его непрямолинейные высказывания, а также его гражданскую позицию в свете общественных настроений последнего времени.

Ксюша демонстративно пошла готовиться идти пешком, – демонстрация была замечена только Глебом, он поспешил за Ксюшей в палатку. Потому что идти пешком был не готов.

– Ну и что ты придумала? – спрашивал Глеб, сидя перед ней на корточках: Ксюша лежала на спине с поднятыми ногами и напяливала на себя тугие джинсы вместо только что снятых шорт. – Я что, тебе несчастья желаю? В чем дело? Ты так себя ведешь, словно все виноваты, что клещ укусил именно тебя.

– Где клещ? – спросила железным голосом Ксюша.

– В баночке.

– Где баночка с клещом?

– В кармане рюкзака. Сегодня в Первомайске ничего не работает! Завтра поедем на машине!

Она его, конечно, не слушала.

Вслед за Ксюшей Глеб вылез из палатки, «ну ладно» сказал. Пошел к друзьям договариваться, что купить. И относительно водки – сколько.

Когда миновали первое поле, Глеб догадался посмотреть на часы – было без пяти одиннадцать. Рано вышли, – за сорок минут до карьера дойдут и будут целый час ждать автобус.

Глеб знал цену Ксюшиной раздраженности. Собираясь куда-нибудь, они не могли не поссориться, но как только отправлялись в путь, немедленно забывали о разногласиях, как будто и не было ничего. В дороге, если и ссорились, то только во время остановок, не считая тех редких случаев, когда Ксюше дозволялось сесть за руль (тут она получала от Глеба по полной программе, смиренно терпя). Почему передвижение в пространстве, независимо от способа и цели передвижения, действовало на Ксюшу умиротворяюще, дисциплинирующе, а в плане психического здоровья даже целебно, Глеб объяснить не мог, но было бы глупо ему этим не пользоваться. Он знал, что Ксюша рано или поздно повеселеет. так вроде бы и получилось, когда колея, вдоль которой они, обходя лужи, шли полем по направлению к лесу, обнаружила приблизительное сходство с дорогой. Ксюша словно выдохнула – и таким замечательно отрезвляющим выдохом, какой только и ждут, когда говорят: «Выдохни!». А развлекла ее не какая-нибудь природная достопримечательность, но собственная забывчивость: она не узнавала пути, уже преодоленного ими прежде в другом направлении на машинах. «Неужели мы ехали здесь?» – сказала она, самокритично улыбаясь (вероятно, своей способности не замечать очевидного). Впрочем, сегодня ее веселости – это Глеб почувствовал сразу – оттенок обреченности все же будет присущ.

– Извини, я вспомнила, просто у меня двоюродный брат умер от энцефалита.

– Во-первых, почему «извини»? Во-вторых, как это «просто»? В-третьих, ты никогда не говорила этого.

– Или троюродный. Даже не знаю, как его зовут. Я еще на свет не появилась. Просто вспомнила, кто-то из родни умер от энцефалита ребенком.

– Прямо сейчас вспомнила?

– Ну да. А что такого?

Он не сказал, что думает. Умереть мог, но, если бы действительно умер, сразу бы вспомнила. Еще вчера.

– Что же, по-твоему, я придумываю?

– А зачем ты наплела про женщину, которая кричала в лесу?

– Ты ничему не веришь, – сказала Ксюша.

Веришь, не веришь. Какая разница, чему верит Глеб и чему он не верит? Да мало ли чему он не верит? Он, например, не верит в искренность тех, кто называет ее куколкой, потому что он знает, как им обоим завидуют. А притом что глаза у нее огромные и что искусственная блондинка, каждому, верит он, видно за версту, какая она непростая, нетривиальная, нестандартная.