Сергей Носов - Полтора кролика (сборник)

Может, на факультете работал? – все пытался вспомнить Лев Лаврентьевич, вглядываясь в желтое одутловатое лицо. Всяко бывает. Пал человек.

Изловчившись, дед согнул «За знакомство!» надвое и засунул Льву Лаврентьевичу в карман пальто, после чего стремительно уковылял на улицу.

Лев Лаврентьевич в состоянии несвойственного ему благодушия вернулся за столик. Налил себе третью. Задумался. Не этот ли тип лет пятнадцать назад читал курс основ теории управления?

– Ну ты и лох! – подал голос (громкий голос) Ковнюков-Говнюков. – Да их на перекрестках бесплатно раздают, бери сколько надо!

– Не всем, – уточнял говнюковский приятель. – Только водителям иномарок. Пешеходам не дают. И бомжам не дают.

– Вот как раз бомжам и дают. Это кто был, по-твоему? Не бомж?… Дают бомжам, чтобы они таким, как этот лох, продавали. Бомж продаст, а деньги поделят. Слышишь, лох! Ты знаешь, лох, какой ты лох? Ну ты и лох!

Оскорбление. Не только тон грязных нападок и не столько тон оскорблял Льва Лаврентьевича, сколько нелепая убежденность в том, что он способен купить бесплатный каталог сексуальных услуг. Но и тон! – тон сам собой был оскорбителен.

– Мы с вами на брудершафт не пили.

Сказав это, Лев Лаврентьевич наконец опрокинул третью рюмку, как бы показывая, что он сам по себе. В графинчике оставалось на четвертый прием.

– Да я с тобой не то что на брудершафт, я с тобой срать рядом не сяду!

Сволочь какая. Ну, погоди. Лев Лаврентьевич достал журнал из кармана, положил на стол, приступил к неторопливому перелистыванию с видом респектабельного человека, который знает, что приобрел и зачем.

– Разглядывает, посмотри.

– Дома вырежет, на стену повесит.

– Лох, лупу купи!

Спокойно! Лев Лаврентьевич вынул мобильник и, старясь как можно больше значения придать этому жесту, положил рядом с журналом. Налил из графинчика, что оставалось. Перелистнул страницу. Другую. Увидел одетую, ту. Был уже готов выпить – рука к рюмке тянулась, но – отсрочка! – мобильник взяла, не рюмку.

Почему его выбор пал на одетую? Не потому ли, что сам был одет?

– Смотри-ка, номер набирает.

Трубка:

– Алло.

– Привет! – громко и отчетливо произнес Лев Лаврентьевич. – Как дела?

– Мы знакомы?

– Вот смотрю каталог… Рассматриваю предложения.

– Хотите получить удовольствие? Или как? Удовольствие или удовлетворение?

Философский вопрос. Лев Лаврентьевич не стал вдаваться в нюансы. Хорошо бы показать говнюковским, что любая прихоть его исполняется беспрекословно.

– То, что надо, – сказал Лев Лаврентьевич. – То есть и то, и другое! Как раз в чем я сейчас в известной мере нуждаюсь. И еще самые разные штучки, вы меня понимаете. У меня много идей. В общем, спасибо.

Зря «спасибо». За что «спасибо»? И почему «в общем, спасибо»? Он почувствовал потребность явить себя перед публикой активным субъектом, по-мужски состоятельным.

– Вы не пожалеете, – сказал Лев Лаврентьевич.

Пауза длилась несколько секунд, по-видимому, высказывания Льва Лаврентьевича подвергались стремительному анализу.

– Ты тоже не пожалеешь… Возьми ручку и запиши адрес.

Лев Лаврентьевич взял ручку и стал записывать на салфетке адрес – очень небрежно, всего лишь для видимости.

Недалеко, где-то поблизости. Что позволяло Льву Лаврентьевичу сделать разговор более предметным:

– Это где обувной?

– На другой стороне. Рядом с аптекой. Вход со двора.

– Рядом с аптекой, – повторил Лев Лаврентьевич. – А я сейчас на углу… – он сказал, на каком он углу, и услышал:

– Отлично. Твоя госпожа абсолютно свободна. И ждет с нетерпением.

– До встречи, – сказал Лев Лаврентьевич.

Убрал мобильник. Выпил последнее. Ну и пусть себе ждет.

Встал и направился к двери. Если бы говнюковские так и остались молчать, он бы в дверях им сказал «до свидания». Но Говнюков не выдержал первым:

– Сто долларов, да?

– Сто евро, – и вышел, не оборачиваясь.

Уже на улице подумал, что надо было сказать «двести».

Легкая радость пробежала внезапной волной и тут же отозвалась в теле привычным ознобом: все-таки зябко.

Застегивая пальто на верхнюю пуговицу, он думал о необязательности знания длины окружности шеи для приобретения галстука. Стало быть, речь тогда шла не о галстуке. Галстук он вряд ли получит в подарок. Жизнь продолжается.

Возможностей было две: сесть на метро и отправиться домой (дома ему предстояло разобрать недоразобранные вчера антресоли…) или же натрескаться посущественнее где-нибудь без говнюковских, да так, чтобы предстать перед очами жены в предельно независимом выражении. Обдумывая преимущества второго проекта, Лев Лаврентьевич дошел до вывески «Лечение от заикания» и остановился. Что-то не верилось ему, что здесь от заикания действительно лечат. И то, что заикание в принципе поддается лечению, ему сейчас показалось очень сомнительным. Врут. Наверняка врут.