Васко Пратолини - Повесть о бедных влюбленных

Мотоцикл несется, подпрыгивая на ухабах, и только чудом не переворачивается. Он лавирует, как аргонавт, захваченный бурей. Треск мотоцикла и бешеная скорость мешают Уго сосредоточиться. Мысли прыгают, как все его тело; в сознании смутно мелькает образ связанного Освальдо. Мачисте орудует ручкой мотоцикла так же искусно, как кузнечными клещами, которыми он хватает раскаленные подковы. Его рука дрожит на прыгающем руле. Воля напряжена, губы крепко сжаты. В час разворачивающейся драмы обострилась ясность мысли, подсказывающей план действий. Мотоцикл уже сделал свою первую остановку у дома коммуниста-литейщика. Тот сел на велосипед, чтобы предупредить рабочие кварталы.

Сейчас Мачисте состязается с врагами в скорости. Ему кажется, что по другой стороне улицы мчится черный лакированный мотоцикл с черепом вместо фонаря, борется с ним за победу. Финиш — перед дачей, выходящей на речку Аффрико. Первого мая 1920 года Мачисте размахивал здесь красным флагом в честь товарища депутата. В тот день собралось много народу и было много флагов, но его флаг возвышался над всеми. Мачисте размахивал им в такт «Интернационала», который все пели хором. Товарищ депутат вышел на балкон. Это был бледный человек с проседью в густых черных волосах, «работник умственного труда», такой маленький, что его можно было бы взять на руки, как его детей, мальчика и девочку, которых мать вынесла на балкон. Депутат сделал знак, что хочет говорить. Руки у него были крошечные, детские. «Как у акушера», — сказала рядом с Мачисте какая-то женщина. Это был последний праздник трудящихся, который они праздновали свободно, при свете солнца. В мыслях Мачисте он связан с воспоминанием о первом поцелуе Маргариты. Накануне она поцеловала его на дороге, за околицей деревни.

Вот что значит для Мачисте состязание с призраком черного мотоцикла. Теперь исчезло то чувство разочарования, чуть ли не обиды, которое появилось у него, когда депутат выступил против Грамши и фракции «Ордине нуово» [36]на конгрессе в Ливорно, где произошел раскол и образовалась коммунистическая партия. Депутат остался с социалистами, с теми, которые делали «шаг вперед и два шага назад», Мачисте называл их тогда «красными раками», говорил, что капиталисты слопают их вместо закуски. А сегодня это стало трагической действительностью.

Мотоцикл свернул на дорожку, обсаженную чахлыми вязами. Речка бежала где-то внизу, за высокой дамбой. Вдали вырисовывались вершины холмов. От лунного света все предметы стали рельефнее, и это еще более подчеркивало тишину, в которую были погружены редкие дачи. Над кучкой домов возвышались часы на колокольне Коверчано. Мотоцикл сбавил скорость. Вдали лаяли собаки.

— Приехали? — спросил Уго.

Мачисте не ответил. Ночь придавала местности непривычный вид, и трудно было разобраться, где они.

— Не можешь сориентироваться? — спросил Уго.

— Он жил против той лесенки, что спускается к речке, — сказал Мачисте. — Видно, в последние годы здесь построили новые дома. — Он посмотрел вперед. В конце дамбы лежал большой пустырь. Мачисте поехал быстрее.

— Фашисты могут нагрянуть с минуты на минуту, а мы совсем безоружны, — сказал Уго. — Вот идиотство! В спешке я забыл взять у Олимпии револьвер. Хорошо, если депутат ссудит нас пистолетом!

Мачисте то ли не расслышал, то ли не захотел ответить. Он затормозил около дачи, одиноко стоявшей на краю луга; на пилястрах ворот сидели две терракотовые собаки.

— Это здесь! — сказал Мачисте. — Я узнаю собак.

— В окнах свет, — сказал Уго. — Значит, еще не легли. Мачисте развернулся и остановил мотоцикл у самой

дачи. В эту минуту свет погас.

Мачисте и Уго спрыгнули с мотоцикла. На калитке не было дощечки с именем депутата, но на внутренней стороне пилястра они нащупали кнопку электрического звонка. Мачисте надавил на нее, и в доме задребезжал звонок. Потом снова настала мертвая тишина. Они звонили несколько раз подолгу — никакого ответа.

— Но ведь только что у них горел свет, — повторил Уго.

Они звали депутата по имени, кричали:

— Это друзья! Мы — товарищи!

Мачисте барабанил в калитку кулаком. Уго колотил носком сапога. Наконец в доме зажегся свет. Из окна нижнего этажа выглянула женщина.

— Дома депутат? — крикнул Мачисте, прежде чем она успела что-нибудь сказать.

— Какой такой депутат? — спросила женщина.

— Депутат Бастаи. Разве он больше не живет здесь?

— Два года назад жил здесь, — сказала женщина, чуть приоткрыв окно. — Потом переехал.