Эрик Делайе - Переплётчик

Из родственников у де Грези имелся разве что брат Альбер. Будучи на шесть лет младше переплётчика, Альбер вёл беспорядочный образ жизни и к своим пятидесяти четырём годам снискал славу жалкого пьяницы, если, конечно, это можно назвать славой. Некогда Альбер Грези содержал трактир в районе улицы Муфтар, но впоследствии начал спиваться, продал своё заведение и в последние годы существовал на подачки от более успешного брата. Конечно, оставлять переплётное дело такому наследнику Жан категорически не хотел.

Кстати, возникает невольный вопрос, почему перед фамилией переплётчика появилась внезапно приставка «де», хотя к дворянскому сословию семейство Грези никогда не имело ни малейшего отношения. Ответ прост: переплётчик самовольно приписал её, чтобы вывеска над его мастерской лучше смотрелась. Он напропалую врал о том, что его деду было пожаловано дворянство (причём постоянно путался, за какие именно заслуги) и земли, но отец был на редкость беспутным малым и проиграл в карты всё, кроме собственно титула. В зависимости от ситуации и степени опьянения де Грези мог присвоить себе графство, баронство или даже герцогство; впрочем, большинство его друзей и собутыльников прекрасно знали обстоятельства появления упомянутого «де» и просто усмехались в усы, когда слышали байки переплётчика. Цеховые смотрели на чудачества коллеги со снисхождением: когда требовалось продемонстрировать цеховое мастерство и преподнести в дар, к примеру, королю, красивый том, задание выполнял де Грези, и никто иной, поскольку лучшего переплётчика в Париже было не сыскать.

Но шло время, и с каждым днём де Грези всё больше мрачнел, а разговоры его сводились к срочной необходимости обзавестись наследником. Как-то раз старый переплётчик заливал своё горе в кабачке «Рваные удила» на улице Святого Петра. В мастерской его ждали многочисленные заказы, но он решил устроить себе внеочередной выходной и серьёзно подумать над вопросом о поисках женщины, способной от него зачать. Случилось так, что именно в этот день судьба проявила к переплётчику некоторую благосклонность.

За соседним столом сидели и беседовали о жизни в городе трое молодых мужчин. Один из них явно прибыл откуда-то из провинции, потому что говорил с заметным сельским акцентом, остальные двое были парижанами. Так как де Грези сидел в непосредственной близости от компании, он мог слышать практически каждое слово. Один из молодых парижан рассказывал о том, как удачно ему удалось продать на днях груз тканей, прибывший по Сене из порта Брест. Разговор перешёл на тему морских укреплений и кардинала Ришелье, который, собственно, и возвёл Брест в ранг крупного порта (до того это был крошечный городок, не имевший никакого стратегического значения). Потом беседа перетекла в русло внешней политики Франции, потом молодые люди стали ругать иммигрантов-мавров, приезжающих в страну через Испанию, потом перешли к демографическим проблемам. Особенно их беспокоило постепенное загрязнение французской крови, крови короля Карла Великого, различными примесями. Наконец, разговор о демографии логическим образом пришёл к хвастовству собственными отпрысками.

В какой-то момент де Грези отвлёкся от беседы друзей, но вдруг в разговоре промелькнула фраза о том, что чья-то жена никак не может зачать. Переплётчик обратился в слух и через некоторое время понял, что один из парижан бездетен, несмотря на ежедневные попытки сделать ребёнка. И вдруг провинциал хлопнул ладонью по столу и сказал: не мучайся, живи как живётся, а ребёнка усынови. Друзья тут же начали обсуждать, насколько усыновление опасно, нет ли риска взять в семью мальчика с дурными наклонностями. Но де Грези уже не слышал этого, потому что с головой окунулся в собственные мысли. Как же всё оказалось просто! Он никогда не думал о такой возможности, как усыновление. И в самом деле, переплётчик не стремился обзавестись ребёнком, в котором обязательно текла бы кровь семейства Грези; ему нужен был наследник, продолжатель дела, и в такой ситуации ребёнок из приюта мог стать отличным выходом из неприятного положения. Более того, можно было усыновить сразу двухлетнего или даже трёхлетнего мальчика, скостив тем самым срок ожидания того момента, когда сына можно будет обучать переплётному делу.