Эрик Делайе - Переплётчик

Как уже упоминалось ранее, де Грези отличался от большинства парижских (да и французских в целом) переплётчиков тем, что львиную долю работы выполнял сам. Большинство мастеров переплётного дела заказывали штампы и ювелирные украшения у сторонних умельцев, а затем настолько активно использовали в своих переплётах плоды чужого труда, что трудно было определить, кто же на самом деле является автором того или иного переплёта. И в самом деле — велика ли работа: заказать штамп в форме некоего цветка, а затем применить методику рассеянного переплёта, наштамповав несколько ровных одинаковых рядов с указанным изображением. По сути, основная работа при таком раскладе ложилась на плечи мастера по изготовлению штампов.

Де Грези был не таков. Когда он хотел изготовить новый, уникальный узор (подобное случалось почти при каждом заказе), мастер всё — от начала и до конца, кроме разве что кожевенных работ, — делал без привлечения сторонней силы. В некоторых случаях он не мог обработать, скажем, жемчужину и тогда обращался к ювелиру, но даже такие случаи происходили нечасто. Правда, де Грези мог позволить себе посвящать много времени сторонним работам: в отличие от многочисленных коллег он не совмещал профессии переплётчика и книготорговца. Он воспринимал свою деятельность как чистое искусство, сторонясь тех, кто превращал книгу в источник наживы.

С течением времени мастер начал поручать ученику делать несложные переплёты самостоятельно. Первый свой переплёт молодой Шарль Сен-Мартен де Грези создал в возрасте девяти лет, а годом позже изготавливал по меньшей мере два переплёта в месяц. Правда, первое время это были довольно-таки простые работы, потому что, например, обработка металла давалась мальчику сложно, и он пока не мог самостоятельно переплести книгу, требующую металлической окантовки или уголков по краям картонной пластины. Зато он научился прекрасно имитировать готический стиль XV века и переплетал небольшие требники, собрания молитв и часословы для монастырей и церквей. Жан не мог нарадоваться сыну: раньше подобная работа отнимала много времени, отвлекая мастера от настоящего творчества. Но она приносила деньги, и уклоняться было нельзя: откажешь одному церковнику — остальные тотчас убегут к конкурентам.

Готический стиль, подобно более позднему рассеянному, чаще всего подразумевал множество одинаковых компонентов, расположенных на поверхности переплёта через равные промежутки, то есть сеткой. При этом он не нуждался в позолоте и мозаичной инкрустации: монахи любили одноцветные переплёты, единственным художественным средством для украшения которых служили выпуклые оттиски. Кроме того, церковники предпочитали деревянные обложки картонным, а Шарль тяготел к дереву, любил его запах и уже к десяти годам искуснейшим образом вырезал всевозможные узоры и фигурки практически из любой древесной породы. Последняя способность Шарля восхищала старого переплётчика, и вскорости мастер стал поручать сыну вырезать штампы и деревянные формы для отливок.

Учёба и работа в мастерской заменила Шарлю игрушки и друзей, став сублимацией нормального детства. Обучение было ему в радость, он тянулся к новым знаниям, был усидчив, слушал внимательно и старательно пытался повторить любое действие отца.

В 1659 году, когда о Фронде все уже позабыли, а совершеннолетний Людовик XIV более или менее научился править собственной рукой, неожиданно умер Рене Фурни. Работая над крупным заказом для какого-то богатея, он неудачно срезал рубанком длинную стружку с нижней поверхности реставрируемого дивана и загнал себе под кожу деревянную иглу длиной порядка трёх парижских дюймов. [26] Парижский дюйм равен приблизительно 2,706995 см. Кровь хлестала из пробитой артерии, но Мари подоспела вовремя, стремительно выдернула гигантскую занозу и перетянула руку мужа. Казалось бы, всё пошло своим чередом, но рука долгое время не заживала, а затем и вовсе загноилась. Местный хирург сказал: гангрена — и в считаные минуты сделал плотника одноруким, но это не помогло. Зараза распространилась на плечо, затем почернела шея несчастного Рене, а потом его сердце остановилось. Мари стала вдовой.

С удвоенной, утроенной силой она стала работать на господина де Грези. Дом сверкал чистотой, кухня ломилась от еды, а она всё не знала, куда деть свою энергию. Из наивной и хрупкой девушки она превратилась в красивую, чуть полноватую, пышущую здоровьем и силой двадцативосьмилетнюю женщину, способную взглядом сшибать мужчин с ног и часами препираться с продавцом зелени, завышающим цены на лук. Де Грези, которому в том году должно было исполниться семьдесят, порой ужасно сожалел о своём солидном возрасте и мужской немощи. Глядя на Мари, он чувствовал себя моложе на тридцать лет.