Владимир Лорченков - Воды любви (сборник)

А началось все, – как в случае со старушкой… как ВСЕГДА все начинается, – с фразы «а началось все» и вполне обычно.

В агентство пришла какая-то идиотка-мамаша, которая хотела бы, чтобы ее 16—летняя дочь стала Моделью и чтобы у нее Сложилось В Жизни. Девчонка ничего не умела – я говорю об английском, физике и рукоделии, – и мамаша клала бы на нее все 16 лет ее жизни, будь у мамаши хер. Но у нее не было хера – теперь я это видел даже под чересчур короткой для 45—летней дамы юбкой, – так что она просто не занималась воспитанием и образованием дочери. Гребанные бессарабцы! Вечно они хотят поиметь все, ничего для этого не делая.

– Будь девчонка мальчишкой, мамаша отдала бы ее в фотографы! – сказал я.

Мой новый начальник лишь покосился. Он, конечно, всюду бегал с камерой за 5 тысяч у. е. – мать твою, да на эти деньги от двух трупов откупиться можно! – и увлекался Постановкой, Ракурсом, Светотенью, и тому подобным говном.

Так вот, девчонка.

Несмотря ни на что, она была симпатичная, вполне сексапильная, – очарование молодости, понимаете, что я хочу сказать, – но попросить ее раздеться сразу же было бы чересчур. Тут-то на сцену и выступил я, успевший поразить руководство компании – почтенных сутенеров, а в молодости спортсменов и продавцов травы, с которыми я когда-то занимался всем этим (и спортом и продажей травы) – своими новыми способностями. Просканировав малолетку, я слегка киваю головой, и два раза постукиваю пальцем по столу.

Это значит – слегка подбрита.

Вам правда интересно? Ну, хорошо.

Три раза – вообще нет.

Один раз – да, полоской.

Два – слегка по краям.

Четыре раза – старый добрый армейский «ноль».

Пять раз – клинышек.

Да, не сложнее, чем «морзе». В общем, под одеждой с девчонкой все было ок. Директор агентства важно кивает, достает кучу бумаг, выписывает чек на двадцать евро – да, эти идиотки еще и платили, – за «процедуры и формальности с документами», и грузит мамашу по полной. От «встречи в аэропорту» до «под патронажем президента республики». Про патронаж, кстати, правда.

«Крышевал» фирму президент республики.

Мамаша тщательно делает вид, что ни черта не понимает – а может и правда не понимает, – дочка краснеет (да-да, даже ТАМ, мне же видно) а я ничего не могу с собой поделать.

И смотрю, смотрю, смотрю.

…Тут-то в кабинет и залетает какой-то приблатненный дворовой кретин лет восемнадцати. Влюбленный в эту самую девчонку и СОВЕРШЕННО не разделяющий идеи ее мамаши «отправить дочь учиться на модель в Париж». И который – как принято у приблатненных подростков, – очень показно Страдает и хочет поделиться своей Скорбью со всем миром. Но едва я открываю рот, чтобы сказать ему, что тем же самым – дефлорация и пойти по рукам, – для нее все закончится, если она останется в Кишиневе… причем по рукам ее пустит именно он… как паренек, выкрикивая всякие глупости, налетает ПОЧЕМУ-ТО на меня. Человека, который работает тут первый день!

И кричит:

– Пялишься на чужую Девчонку сука, – кричит он.

– Мля на за любовь, – кричит он.

– За мое разбитое сердце! – кричит он.

– Стелуца знай я любил тебя! – кричит он.

Так мы узнаем настоящее имя нашей Анабелы-Аделаиды.

Мамаша с дочкой краснеют. А паренек танцует вокруг меня с ножом в руке, воображая себя мастером капоэйры, у которого вместо руки выросла умелая нога. В коридоре – я вижу приоткрытую дверь, – толпятся его ровесники. Отбросы сраные, второсортный материал, который из себя нынче представляют 75 процентов населения города. В Совке бы их устроили в армию и на завод, а сейчас никому до них дела нет, вот они и рыгают на День Вина на площади Кишинева, тщательно маскируя этим свой майн кампф за национальное самосознание.

По крайней мере, именно так я писал в колонках в газете, которую обокрал перед увольнением…

И все они шумят и поддерживают Пацана Пришедшего Сразиться За Свою Любовь. Гопота без маек, в шортах и резиновых тапочках. Гребанный Кишинев, хочу сказать я. Пока мои коллеги-начальники смеются, я, осторожно уклонившись от ножа, хорошенько и коротко размахиваюсь, чтобы вырубить урода и чтобы они никого с испугу не зарезал. Ловлю на противоходе. Бью малолетнему засранцу в висок. Он падает.

Насмерть.

* * *

…Судья, конечно, очень расстроился.

Но за 10 тысяч и фразу на румынском «я искренне раскаиваюсь в том, что не сумел поймать ребенка упавшего в обморок на моих глазах» – я учил ее все две недели подготовки к процессу, – меня оправдали. Лучше бы, закрыли хоть на месяц, думал я позже. Но в жизни всегда так. Знал бы прикуп, жил бы в Сочи, как говаривал моя дядя-бандит, который, представьте себе, живет в Сочи. А я, увы, в Кишиневе. Так что, когда я вышел из зала суда, на меня набросилась эта самая Стелуца-Изабелла-Аделаида. Которая, в полном соответствии с дворовым кодексом, покаялась в том, что не любила Пацана…