Ирина Крицкая - У женщин грехов не бывает!

Так вот, ко мне тянули скоростной Интернет, а летчики приехали. Из машины вышел начальник и начал кричать на моих рабочих. Очень громко кричал: «Вы перебили наш секретный кабель! Где обрыв? На брюхе у меня поползете до взлетной полосы!». Кстати, это недалеко, всего два километра. Рабочие обиделись: «Мы вообще тут ни при чем». А я с крыльца спускаюсь и говорю:

– Какое счастье! На моем участке секретный кабель! Его же нет на карте…

Начальник глянул мельком на моих борзых и пошел на меня:

– Правильно! Потому что это секретный кабель. И завтра вы придете ко мне! Согласовать! Получить разрешение! А я еще посмотрю…

– Посмотрите на меня! – Я улыбнулась. – Какая я добрая девочка! Какой красивый у меня домик! Знаете, как я радуюсь каждую ночь, когда летают ваши самолеты? Неужели вы захотите оставить моих маленьких детей без Интернета?

Я говорила тише и тише, чтобы командир наклонился ко мне ушком и перестал орать. Он наклонился. Хмыкнул злорадно на мой «домик», но обороты сбавил. Я вынесла пару бутылок водки. Лейтенант починил обрыв. Военные пошутили на прощанье:

– Мы пометим у себя на карте ваш домик. Красным крестиком.

А я-то, глупая, и рада. Траншею закопали – и я сразу поскакала в Сеть. А там Лера.

Я ублажала Лерочку словами. Да, не губами, не губами – словами. Это был виртуальный секс. Ерунда, игрушки. Я Леру даже не видела и не слышала и знать не знала, что это Лерочка со мной на проводе. Только имя посмотрела – «Валерий, 52, Ашдод, Израиль» и говорю ему: «Ладно, попробуем». Кто знал, что эндорфинчик стукнет в кровь?

А сейчас я в степи. В ссылке вторую неделю. Одна. С Лерочкой – ни-ни, больше года. Потому что мужу обещала, и потому что… И потому, что я теперь взрослая тетенька и умнею не по дням, а по часам.

Моя избушка стоит на берегу. Я здесь одна, со мной никого нет, кроме собаки. И никакого Интернета здесь тоже нет. Место низкое, у речки. Даже телефон не ловит. А мне и не надо! Обойдусь я без вашей связи. Не надо мне уже ничего.

Нет, Лерочка ни в чем не виноват, он меня за горло не держал. Я всегда могла выйти из Сети. Я могла отключиться в любую минуту. Но как?! Как я могла отключиться? Старый еврей – а я отключусь. Старый еврей – это тема, это всегда тема, это кровь и солнце. Я знала, у Лерочки найдется куча веселеньких штучек. Сама его не отпустила, решила – «Будем играть».

Во что? В «хочу». «Хочу! Срочно! И пошли все на фиг!» – это была наша любимая игра. Лера научил. Мне бы и в голову не пришло. Тридцать лет я жила в режиме «надо», это он меня переключил в режим «хочу». Не специально. Он был не в курсе, что я сумасшедшая. Я не вижу разницы между словом и действием.

Но нет… я вру. Немножко притворяюсь Красной Шапочкой. Все я прекрасно понимала, в глубине души я знала, что сорвусь. У меня на роду было написано – убежать из дома. Все женщины у нас из дома убегали, чем я лучше? У всех сносило крышу, только мотивы были разные. У мамы любовь, у бабки карьера, прабабку раздражала советская власть. А я по-простому, как крестьяночка, взяла и сделала Лерочке минет.

Да, знала, знала я прекрасно, что мне за это будет. Еще бы! Своеволие, женское своеволие, как ни крути хвостом, всегда ведет на кассу. И все платили, никто не отвертелся. А я пока сижу, загораю. Топлю баню и прыгаю в речку. Ныряю в ледяную воду. И у меня уже прошла вся эта угнетенность духа, вся эта бабская тоска… Все прошло. Дождь кончился. Две недели у меня солнце. Обалденная осень, последние дни октября. Я выспалась. Мне хорошо.

Всю жизнь я хотела, чтобы меня оставили в покое. Лет с пяти я мечтала свалить куда-нибудь подальше от коллектива. Я четко видела свой рай. Могла его нарисовать тремя словами: речка, осень, тишина.

Эта картинка всегда висела у меня перед глазами. Реальная картина: холст, масло. Я ее сюда перевезла. Пейзаж – один в один, как у меня. Маленькая заводь, вдалеке лесок, розовый туман и лодочка. Это прадед мой Иосиф, рыжий Йоська лодку свою нарисовал. Нет, не еврей, кузнец из Польши. Всю жизнь он стучал молотком, но как-то вечером взял телячью кожу, натянул на раму, краски масляные добыл и огромными ручищами тяп-ляп, нарисовал речку. Зачем? А ни за чем. Захотел – и все.

Почему я загораю в деревне? Потому что у меня очень хрупкая нервная система. Пару недель назад она дала сбой. В понедельник утром рано подвели меня нервишки.

Я проснулась в нашем городском доме. Опять был дождь, правый глаз у меня начал дергаться, но я варила кофе и помалкивала. Взяла две чашки и пошла в гардеробную. Муж гладил свой пиджак, сам гладил, и это меня беспокоило.