Доминик Дьен - Голубой дом

МАЙЯ лежала на кровати. Кажется, она заснула не раздеваясь. Сколько же времени она проспала? Снаружи была ночь, и на черном небе ярко горели звезды. Когда ее глаза привыкли к темноте, она увидела, что Морис сидит на краю кровати, неподвижный и молчаливый. Он слегка склонился над ней и погладил по лбу.

— Все в порядке? — прошептал он.

Он чувствовал себя глупым и нелепым, неотесанным мужланом, не способным говорить с женщинами.

— Да, все в порядке… Сколько времени?

— Около трех ночи.

— Я спала?

— Да…

Морис нежно провел рукой по шее Майи, не в силах отвести глаз от ее обнажившейся левой груди. Стоило лишь сдвинуть руку на несколько сантиметров вниз — и он сможет ласкать ее… Внезапно, словно по озарению свыше, он накрыл ладонью небольшую грудь Майи… Он больше не слышал собственного дыхания.

— Ты вовсе не обязан этого делать, Морис! Я была такой дурой! — горько произнесла Майя.

— Я совсем не чувствую себя обязанным.

Но он не знал, что должна делать его рука там, куда он сам ее положил. Поглаживать ли грудь Майи кругообразными движениями, лаская только ее, или отвести другой рукой край блузки и обхватить вторую грудь? Должен ли он грубо стиснуть их или осторожно расстегнуть пуговицы блузки одну за другой и нежно гладить все тело Майи? Что бы ей больше понравилось? Морис разрывался между грубостью и нежностью. Мысленно он представил себе, как сжимает груди Майи, и охватившее его желание стало таким сильным, что даже закружилась голова. Из его груди вырвался хриплый стон, и неожиданно для себя он кончил, как подросток.

Он поднялся, подошел к открытому окну и начал смотреть вдаль. Ему было стыдно. Вдруг он почувствовал, как руки Майи обнимают его и она прижимается лицом к его спине. Запахи цветов, доносившиеся из сада, немного отрезвили его, легкий ветерок остудил лицо.

— Скажи, — прошептала она, — ты меня все-таки немного хотел, не так ли?

Морис не ответил, весь во власти эмоций. Он обернулся и прикоснулся губами к волосам Майи. Он спрашивал себя, что же такое настоящее взросление. Он чувствовал себя застенчивым подростком — он, взрослый человек, облеченный властью. Все еще не отрывая губ от Майиных белокурых волос, он вдыхал ее запах и вспоминал ту юную девушку, которой она была когда-то, хрупкую и красивую, какой она и осталась, несмотря на пролетевшие годы.

8 августа 1999

…Мы очень долго стояли так, прижавшись друг к другу. Мне нравилось ощущать, как его уверенные руки обнимают мое усталое тело. Мне казалось, что таким образом он возвращает мне какую-то забытую энергию, исчезнувшую нежность, благородство. В тот момент я могла бы отказаться от всего, что имею, — у меня было такое ощущение, что именно этого человека я любила всю жизнь.

Мы пролежали обнявшись остаток ночи, даже не раздеваясь и ни о чем толком не разговаривая. Мы просто целовались, медленно и нежно. Я вновь открыла для себя прелесть поцелуев, теплоты чужих губ. Не хватало только моего старого магнитофона с кассетой «Пинк Флойд». Вот это было бы здорово! И в то же время я сознавала, что прошлого не вернуть и что человек, лежащий со мной рядом, — уже совсем не тот, что раньше. Но сейчас я любила его даже больше, чем моего друга былых времен.

Я не занималась с ним любовью. Не знаю, будет ли эта ночь единственной, которую мы провели вместе, или последуют и другие. Надеюсь, что последуют. Надеюсь, тогда мы наконец сможем отдаться друг другу полностью, не чувствуя сегодняшнего смущения.

Ко мне пришло детское желание продолжить свой последний дневник. Последняя запись в нем сделана 11 февраля 1971 года. Двадцать восемь лет и шесть месяцев назад. Сколько еще лет мне понадобится, чтобы не задумываясь наслаждаться счастьем, когда оно приходит, и не требовать слишком многого от жизни и от людей?

MМАЙЯ не закрыла ставни в своей спальне, что она обычно делала, чтобы сохранить в комнате прохладу. Она села на кровати. Косточки лифчика, впившиеся в тело, причиняли боль. Было жарко.

Морис уехал на рассвете. Она слышала, как он заводил машину, а потом — как захрустел под шинами гравий.

Майя уткнулась лицом в подушку, на которой он спал. Подушка пахла его туалетной водой. Майе стало грустно. Ей хотелось бы, чтобы Морис никогда не уезжал. Расставаясь этим утром, они не сказали друг другу ни слова. Просто обменялись взглядами. Майя не знала, сквозит ли во взгляде Мориса воспоминание о прошлой ночи или желание заняться с ней любовью. Она даже не знала, что прочитал Морис в ее глазах и что сама хотела бы ему передать.