Ирэн Роздобудько - Лицей послушных жен (сборник)

И хотя все старательно молчали, сама атмосфера в ЛПЖ к вечеру изрядно наэлектризовалась.

Любопытство разрывало нас на части. Мы ходили с опущенными глазами, чтобы учителя и воспитатели, а тем более госпожа Директриса не раскрыли преступление подслушивания.

Но, как я уже говорила, им было не до нас.

Мы заметили, что в этот день вместо двух – утреннего и вечернего – в кабинете госпожи Директрисы собирали целых четыре совещания.

На ужин нам дали вишневый пирог, который обычно пекли только по выходным…

Я еле дождалась ночи, чтобы подробнее расспросить Лил об услышанном.

Сначала она молчала, так как уже пожалела о своей несдержанности.

Мы поклялись молчать.

И Лил рассказала следующее.

После завтрака, минуты за две до того, как мы начали строиться в шеренги, чтобы идти в школьное здание, она нестерпимо захотела в туалет и…

– Ну об этом можешь без подробностей! – прервала ее нетерпеливая Рив.

Так вот, захотев в туалет, Лил обнаружила, что наша уборная как раз закрыта на пятиминутную санитарную обработку, и спустилась этажом ниже, туда, где находился кабинет госпожи Директрисы.

Быстро сделав свое дело, Лил, чтобы не нарушать тишину в коридоре, начала прокрадываться вниз и…

– Ты нарочно тянешь время? – еще раз строго прервала ее Рив.

…и тут заметила, что дверь кабинета приоткрыта!

И оттуда доносятся голоса.

Лил испугалась и притаилась в эркере коридора за скульптурой Венеры Милосской, так как не хотела быть пойманной не на своем этаже, да еще у кабинета.

И услышала ужасную историю…

Точнее, обрывки ужасной истории и крики всего преподавательского состава.

Лил поняла: Тур погибла от руки мужа, Алекса.

– Алекса?! Почему? – хором спросили мы.

– Ну… – заколебалась Лил. – Госпожа Директриса говорила слишком тихо, но я услышала, что…

Лил перекрестилась и перепуганными глазами взглянула на нас.

Мы столпились в темноте дортуара возле широкого подоконника: Мия и Ита дрожали то ли от холода, то ли от волнения, Рив уселась по-турецки, Озу и я стояли, опершись локтями на колени Лил (чтобы она часом не сбежала!), и нетерпеливо ждали ответа.

– …услышала страшное: Тур… влюбилась… в другого… В стрита! – на одном дыхании проговорила Лил и чуть не потеряла сознание.

Наше состояние тоже было близко к этому.

– В другого?!

– Стрита?!

– Ты это точно услышала?!

– Вроде бы… Правда, госпожа Директриса сказала что-то про «версию». Она… Она… – Лил напряглась, вспоминая. – Она сказала: «Придерживаемся этой версии!» – и стукнула по столу чем-то тяжелым… Я испугалась и побежала вниз…

Повисла мучительная пауза.

– Как Тур могла? Фу! – наконец сказала Мия.

– Позор… – произнесла Ита.

– Вот вам и Флобер в реальности! – криво усмехнулась Рив.

Лил сбросила со своих колен наши руки, пошла к своей кровати, легла и накрылась с головой одеялом.

Мы тоже молча разбрелись по своим местам.

Но вряд ли хоть кто-то из нас уснул в эту ночь…

Дорогой дневник…

Теперь ты знаешь все.

Надеюсь, ты не сгоришь от стыда, хотя мои щеки еще пылают, как только вспоминаю этот день и эту ночь.

Да, я не уснула. Я думала.

Как такое могло произойти? Как?

В моем воображении все время возникало видение того бала, на котором Тур кружила по залу, как цветок в озере, ландо, в котором она ехала мимо нас, выстроенных рядами, и бросала в толпу цветы. Ее счастливое лицо. Рука Алекса на ее плече.

Как она могла предать это все? И прежде всего наш лицей, доверие учителей, исконные традиции ЛПЖ, в конце концов наши мечты и надежды?! Если она наказана, то это справедливо.

С другой стороны, слащавая до спазмов в желудке мысль не давала мне покоя: «Как можно было влюбиться в чужого, в стрита? откуда она его взяла? неужели это возможно? зачем?!»

А еще взволновал короткий ночной разговор с Лил (наши кровати расположены рядом). Приведу его, как запомнила:

– Я слышала, как ты сказала на «литсуде»: «Из-за ЭТОГО не убивают…» Ты имела в виду Тур или мадам де Реналь? Ты и вправду считаешь, что прелюбодеяние – не смертельное преступление для порядочной жены? – спросила Лил.

– А ты считаешь, что можно убить человека? Такого, как Тур?

– А как же Устав? Если это правда, то она нарушила Устав!

Она отвернулась и – я слышала! – заплакала в подушку.

Этот день прошелся по всем нам, как трещина по пустыне.

Сначала невидимой нитью прорезал ровную поверхность наших дней. Но я кожей чувствовала: эта нить расширится, даст новые трещины и охватит всю гладь паутиной еще более глубоких трещин.