Особенно после того, как все, о чем ее ровесницы шептались в школьных коридорах, произошло…
Но что необычного в этой истории?
Мне кажется, ничего. Девочки из неблагополучных семей часто заканчивают свое детство добровольно и раньше других. Словом, я швырнула в пропасть какой-то период своей жизни, как мяч о стену. И теперь он, подчиняясь закону физики, полетел назад и попал в мою бедную голову, расколов ее пополам.
Итак, что бы это ни было – душевная болезнь, последствия усталости, бред или (прости, Господи!) реальность, я должна что-то с этим делать.
Я снова посмотрела на луну за окном:
– Может, ты знаешь, что именно?..
Когда-то мы с ней хорошо понимали друг друга! Теперь я знаю, что Луна никогда не ложится спать, а просто тупо курсирует вокруг Земли, подчиняясь законам астрономии. И только я сбилась с орбиты.
Ради чего?
Неожиданно я вспомнила о Ярике.
Как я могла о нем забыть? Думала только о девочке и о себе! Как всегда, проявила свой непревзойденный эгоизм!
Ярик.
Мальчик, который хотел на мне жениться.
Первая непоправимая утрата.
Вдруг вспомнила, как приятно было видеть его сегодня, неважно где – в бреду, в безумии, во сне…
Я же совсем забыла, каким он был. Совсем. Его подарок – медвежонок Тедди – сгорел вместе с другими вещами. С ним сгорела и боль-воспоминание о Ярике.
Если бы все, что случилось со мной, было правдой – какой-то невероятной правдой, необъяснимой, непостижимой, каким-то чудом, сошедшим на меня, неважно каким образом, за что и зачем, – я бы могла предупредить беду, предотвратить, спасти. Я чуть не подпрыгнула на стуле. Вот что я должна сделать! Вот в чем заключается смысл этого странного случая.
Я посмотрела на электронный календарь: 3 июня!
То есть – десять дней до той трагической даты. И ровно столько же – до дня, когда я начала заикаться. Если бы в то летнее утро…
Я вскочила и нервно заходила по кухне.
Вот оно – это ЕСЛИ БЫ, о котором говорила старушка: «…каждый произносит его по сто раз в день…»
Только я не входила в число тех тысяч или, как она сказала, миллионов. Ведь я сожгла все возможности какого бы то ни было возврата даже к памяти. Я закрыла глаза, пытаясь представить то пламя.
И представила: в нем потрескивали и сворачивались в черные трубки школьные тетради, куда я записывала свои фантазии, обугливался старый бабушкин ридикюль с коллекцией флакончиков от духов, корчились и воняли пластмассовые куклы, исчезали открытки, которые я рисовала на праздники маме, грустно смотрел одним расплавленным глазом медвежонок Тедди, плавились капроновые ленты, значки, альбом с марками, потрескивали спичечные коробки с «секретиками»: пуговицами, подобранными на улице, мертвыми бабочками, пластилиновыми человечками.
Я не заметила, как за окном посветлело.
Я не поклонница встречи восхода солнца, хотя из-за частых бессонниц видела его много раз и боялась этого тревожного времени. На грани между днем и ночью может произойти все, что угодно. На этой грани меня всегда подстерегают самые большие ужасы – кровать разверзается, и я падаю, падаю вниз…
Серое полотно неба постепенно начало розоветь, как будто его края обмакнули в миску с кровью.
Чирикнула первая птичка.
За ней – вторая. И третья. Я выпила таблетку от головной боли.
Тихо прокралась в спальню и подкатилась под бок Миросю, посмотрела на его спокойное лицо.
Подумала: «Если бы тогда не пришла в ту редакцию, с ним бы сейчас лежала совсем другая…»
Я проспала чуть ли не до полудня.
Но встала бодрой и готовой к действиям. Уже не мучила себя вопросами: что со мной случилось и зачем?
Мирось ушел на работу. Я опять включила ноутбук. Набрала в окошке даты и числа.
«1980…»
Но сначала стоило проверить себя: что осталось в памяти?
В то лето состоялись Олимпийские игры в Москве и умер Высоцкий. Шла Афганская война.
Была бы тогда постарше, может, вспомнила бы что-то еще. А так об Олимпиаде знала только потому, что на экране все время показывали медвежонка с кольцами на поясе. И он мне категорически не нравился – был слишком плоским, большим, с банальной улыбкой и круглыми глазами. На детский вкус – довольно несимпатичный.
А смерть Высоцкого почти весь наш двор воспринял как собственную: весь день из окон доносились довольно плохие магнитофонные записи его песен, создавая невероятную какофонию. Мужчины нервно курили и разливали водку под деревянными крышами дворовых беседок.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу