Ирэн Роздобудько - Сделай это нежно

Он – нервный молодой человек, сухой и равнодушный, она – пожилая дама, умеющая варить замечательное вишневое варенье.

На запрос царя Александра II о местонахождении «мятежного писателя Марко Вовчка», шеф жандармерии Петербурга ответил лаконично: «Местонахождение Марко Вовчка неизвестно».

Поздней ночью 22 ноября 1892 года в убогую лачугу старой цыганки Дамиры на окраине Немирова постучали…

Жалуясь на холод, старуха выбралась из-под лохматого одеяла, неторопливо накинула дырявый платок и машинальным движением нащупала на столе вишневую трубку. Сунула ее в рот, чиркнула спичкой.

Сначала разожгла трубку, потом поднесла спичку к свече.

Стук в дверь стал настойчивее.

Взяв подсвечник скрюченными от старости пальцами, Дамира направилась к двери, отбросила засов.

На порог стремительно ворвалась молодая княгиня. Лицо ее было бледным. Она сжала запястья Дамиры так, что та даже охнула, и произнесла:

– Дедушка умер!

Цыганка не изменилась в лице.

Разве что трубка дрогнула в беззубом рту. Вот оно как – умер граф Потоцкий.

Унес с собой целую эпоху. Веселые времена, полные интриг, страстей, когда любовь и ненависть шли рядом, порой подменяя друг друга.

Вероятно, сейчас она, Дамира, осталась последней, кто знал тайну истинного происхождения именитого покойника и его настоящее имя и отчество. И унесла бы ее с собой в могилу, если бы не молодая княгиня Мария, внучка и единственная наследница дедовского имения. Слишком она шустрая, слишком докучает вниманием старой Дамире.

Возможно, чувствует в ней родственную душу? Не зря же прибежала в полночь. Видимо, знает, кто по-настоящему может разделить с ней горе.

Но какое такое горе, если уже встречают Болеслава ангелы и ему уже хорошо? А что ждет грешницу Дамиру, кто знает?..

– Садись, княгинюшка, – наконец произнесла старуха, выпуская изо рта облачко едкого дыма. – Отдышись. Царство Небесное нашему славному графу! Был он красавец, умница. Весь в матушку свою Софию.

Взглянула лукаво, добавила:

– Знаешь, наверное, как прабабушка твоя из турецкой наложницы в графини выбилась? То-то и оно! Все в вашем роду отчаянные! А тебя дед не зря из всех выделял. Не зря… Ты в Немирове владычествуешь, как настоящая царица, хоть и молодая. Но…

Мария боялась, когда цыганка смотрела ей прямо в глаза, так, как сейчас.

Говорят же люди, что ведьма она.

– Говори, Дамира! – приказала твердым голосом, а у самой сердце затрепетало – слишком острый взгляд у цыганки, как нож.

– Нет… Ничего, почудилось… – выдохнула очередной клуб дыма старуха, – не обращай внимания.

И поспешила перевести разговор:

– Легко отошел Болеслав Юрьевич?

– Ты намеренно дразнишь меня, ведьма! – вспыхнула княгиня. – Зачем разносишь по городу слухи? Сколько раз говорила тебе: не Юрьевич мой дед, а Станиславович! Так и в архивах записано!

– Э-э-э, девушка милая, я уже слишком стара, чтобы лгать. Да и слухи те не от меня идут. Люди все знают. Бумага архивная все стерпит, а слухи – как море: покатило волны – не остановишь. Да и что тут скрывать? Думаешь, это была единственная тайна Софии Потоцкой? Сейчас, наверное, встречает его на небе – вот там и поговорят…

Она рассмеялась по-вороньи.

И тем неожиданно развеяла отчаяние, с которым прибежала к ней молодая княгиня: значит, есть она – жизнь вечная, если старая ведьма с такой легкостью восприняла печальную весть.

Мария и сама часто думала о своей легендарной прабабке – какой она была на самом деле? Внимательно рассматривала ее портреты, сравнивала: такая же ли она красивая? Донимала деда Болеслава расспросами. И был в них чисто практический интерес: если смогла прабабушка София создать в уманских угодьях второй Версаль, сможет ли она, Мария, построить нечто подобное в Немирове? А еще будоражила воображение история о грешной любви Софии к пасынку своему – Ежи-Юрию. Это какой же надо быть, чтобы так отблагодарить мужа за обожание? Или: это какой же должна быть эта любовь!

То, что ее прадед, Станислав Потоцкий, до безумия влюбился в Софию, которая тогда была женой Юзефа Витта, Марию не удивляло. Трудно было устоять перед тем, что она видела на портретах, – бездонные черные глаза, хрупкие руки, фарфоровые плечи, густые волосы, которые, вероятно, всегда пахли хной. Прадед был настолько влюблен в эту экзотическую красоту, что без всякого стыда выторговал свою несравненную Софи у старого Витта за два миллиона золотых. А потом всячески потворствовал всем ее прихотям.