Василий Аксенов - Одно сплошное Карузо (сборник)

Юбиляру исполнилось пять лет. Мне, молодому врачу, в этот вечер двадцать семь. Через несколько дней выйдет номер с моим первым романом «Коллеги». Пока я всего лишь автор двух жалких рассказиков, напечатанных в «Юности» в прошлом году. Неужели я увижу сегодня этого знаменитого Гладилина и довольно известного Евтушенко, неужели уж даже и на самого Валентина Катаева удастся бросить взгляд?..

Народу в зале было не меньше трех сотен, все сидели вокруг столов, расположенных буквой «П». Растерянный новичок – как тут не вспомнить все эти «первые балы» Наташи Ростовой и Дины Дёрбин – испытывал легкое головокружение в присутствии столь блестящего литературного общества, столь мало напоминавшего коллектив противотуберкулезного диспансера, где он в то время служил. Мелькнуло, наконец, первое и, кажется, единственное знакомое лицо его очаровательной редакторши Мэри Озеровой. Она улыбалась ободряюще и показывала на свободные стулья – приземляйтесь, ребята!

Приземлившись, я стал оглядывать зал в поисках легендарного Гладилина. Увы, найти его не удалось: знаменитый юноша в тот день почему-то отсутствовал. Кстати говоря, за двадцать пять лет, прошедших с того бала, я так и не удосужился спросить своего старого друга, где он был в тот вечер, хотя все время собираюсь. Вместо него возникла перед моими глазами знаменитость, хоть и помельче, но все же основательная, юнец в очках типа университетского отличника Владимир Амлинский, автор нашумевшего рассказа «Станция первой любви». Засим из праздничного калейдоскопа стали вырисовываться другие, знакомые по фотографиям лица авторов – детективщик Аркадий Адамов, свирепый борец против религиозного дурмана Львов, повествователь Лазарь Карелин, комсомольская братия поэтов – Дмитриев Олег, Павлинов, Костров, и вдруг, как живой, на дальнем от меня конце стола определился востроносый Евтушенко. Фигура уже почти на уровне Гладилина! Помнится, меня поразило, как это поэт умудрился так замечательно и шоколадно загореть в самом начале лета. В ходе бала однако кто-то объяснил простаку, что нынче модно стало загорать среди зимы на склонах Эльбруса.

Заиграла джазуха. Полумифический почти-Гладилин Евтушенко бросился в дерзновенный рок-н-ролл с тоненькой девушкой. А это кто с ним такая? Уж не Ахмадулина ли? Да это же Женька Катаева с нашего курса, сказала моя жена. Эва, брат, сказал неопознанный, но основательно уже «накирявшийся» сосед, дочка самого босса.

Где же босс? Не верилось, что увижу воочию легендарного творца Пети Бачея и Гаврика, этих черноморских вариантов Тома Сойера и Гекльберри Финна, «главу одесской школы прозы», основателя нашего – после второй рюмки уже с вдохновенной нагловатостью – нашего, нашего журнала Валентина Петровича Катаева.

Принося ранее в журнал свои опусы, я всякий раз проходил мимо его кабинета с замиранием – а вдруг, мол, выйдет и скажет: гнать таких отсюда! Между тем именно Катаев первым ткнул своим длинным пальцем в одну мою строчку и сказал: хм, «темные стоячие воды канала были похожи на запыленную крышку рояля», хм, в этом что-то есть, старики!

Это случилось после того, как писатель Владимир Михайлович Померанцев, автор знаменитой статьи «Об искренности в литературе», послал меня с моими рассказами в «Юность» – там ищут новые имена. Через полгода я принес туда пухлую рукопись «Коллег» и отправился в Таллин на офицерские сборы медицинского состава Краснознаменного Балтийского флота, ибо именно к этому подразделению вооруженных сил я и был приписан после окончания института в качестве очень запасного врача какого-то, очевидно, очень запасного корабля.

Щеголяя по Таллину в обвисшей униформе бэ-у и считая жалкие рубли своего трижды запасного жалованья, я уже и думать забыл о своих литературных поползновеньях, когда в казарму на берегу Финского залива вдруг пришло письмо в фирменном конверте «Юности» с головокружительно коротким текстом: «Вася, Катаев принял «Коллег» и сказал, что вы в целом молодец. Поздравляю. Озерова».

К моменту моего «первого бала» повесть была уже отредактирована, отправлена в набор, я ждал со дня на день ее выхода, чтобы стать уже настоящим полноправным автором «Юности», но в даный момент, глядя с дальнего конца стола на перекладину буквы «П», где окруженный редколлегией сидел в великолепном темно-синем костюме Катаев, я еще не подозревал, что до моего триумфа осталось всего несколько минут.

И вот эти несколько минут прошли, и в зал внесли стопки только что вышедшего из типографии шестого номера «Юности» за 1960 год. Всем участникам юбилейного торжества роздано было по экземпляру. Открылись синие обложки с фигурками каких-то там водных лыжников (водные лыжи, разумеется, тоже были приметой всего нового-передового), и взгляды всех присутствующих стали выискивать меня, ибо сразу же распространилось, что автор новой сенсационной повести здесь, среди присутствующих.