Василий Аксенов - Одно сплошное Карузо (сборник)

Профессор Викснинс сетует, что девяносто процентов бизнесов в современной Латвии принадлежат не-латышам и что большинство владельцев шикарных западных автомобилей на улицах Риги не говорят по-латышски. Хочешь не хочешь, говорит он, для изменения ситуации потребуется какая-то политика сродни американской «аффирматив экшэн», то есть политики предпочтения для этнических меньшинств. Это, пожалуй, самый туманный пункт моего оппонента. Что же, отбирать, что ли, «Мерседесы» собираются? Надеюсь, что до этого все-таки не дойдет в государстве, претендующем на звание демократического, а речь пойдет лишь о предоставлении латышским бизнесам лучших кредитов. В качестве поверхностного наблюдателя прошлым летом я заметил, что аффирматив экшен уже существует для принятия в администрацию или в полувоенные формирования. Впрочем, пардон, это абсолютно меня не касается, это действительно не мое дело.

Я совершенно согласен с профессором Викснисом, что Латвия должна как можно скорее избавиться от остатков российских военных гарнизонов и от монстров мегаломанической советской индустрии и на этой примирительной ноте я бы так и хотел закончить нашу полемику, если бы в самом конце своего письма он снова, как будто за карточным столом в Лас-Вегасе или Атлантик-Сити, не передернул карты.

Вспомнив опять все тех же полковников КГБ, господин Викснинс пишет, что только лишь закрытие нескольких специальных магазинов для этой братии да увольнение рабочих, строивших ракетные системы, можно подвести под статью нарушений прав человека в Латвии, в том смысле, что нельзя подвести под эту статью ничего. Боюсь, что с этим могут не согласиться очень многие там, в Латвии. Хоть это и не мое дело, но ситуация там значительно серьезней.

Профессор Викснинс приглашает меня посетить его родственников в Латвии, но в то же время он никак не хочет меня видеть в роли предъявляющего свои права собственника на Дом творчества в Дубултах. Мистер Викснинс, если бы и были у меня какие-нибудь права на «Дубулты», я охотно передал бы их вам. Только не устраивайте там казино, неизбежно прогорит. Вы не хотите, чтобы я вмешивался в латвийскую политику? Это вполне совпадает и с моим желанием, тем более что я никогда в нее и не вмешивался. Статья моя все-таки была напечатана не в латвийской газете, а в американской, в секции «Кругозор», специально существующей для выражения разных мнений. За приглашение же посетить ваших родственников спасибо, не премину им воспользоваться.

На следующий день после публикации письма профессора Викснинса «Русский шовинизм, громко и отчетливо» мне позвонил латвийский журналист. Мы стали говорить на все эти темы без всяких взаимных обвинений, а просто пытаясь разобраться, какие опасности существуют на самом деле, а какие возникают в результате слухов, а то и любимого дела компартии – дезинформации. Мой собеседник показался мне человеком вполне интеллигентным и непредубежденным.

Разговор снова зашел об этой пресловутой «бомбе замедленного действия». Если она взорвется, сказал я, то есть если возникнет бунт русского меньшинства, это вызовет не только кризис в Латвии, но и колоссальный слом по всей территории СССР, и прежде всего в Москве. Российское демократическое правительство будет загнано в тупик.

«А вы все еще считаете российское правительство демократическим?» – спросил журналист. «Пока да», – сказал я.

В конце разговора со мной произошел небольшой психологический казус. «Откуда у вас появились все эти ваши сведения о Латвии, Василий Павлович?» – спросил журналист. Я ответил, что из разговоров с людьми. С какими людьми? С писателями в основном. Вы не можете вспомнить, с какими именно писателями? Я вдруг почувствовал, что мне не очень хочется называть имена.

Странная история, подумал я, ведь не опасаюсь же я за них. Ведь не может же быть, чтобы в демократической стране кому-то повредило упоминание в газете, даже и в таком злободневном контексте. Имена, тем не менее, упоминать не хотелось.

1993 (?)

Одним из синонимов для понятия Радио «Свобода» может быть слово «альтернатива». Сорок лет назад, в 1953 году, у советских людей никаких альтернатив не было. Расцвет советского, да еще и самого что ни на есть сталинского коммунизма. Даже представить себе что-нибудь другое для гигантской, обтянутой по всем периметрам колючей проволокой страны было невозможно. Нужно было обладать каким-то особенным чувством истории, каким-то особенным – я бы сказал, сугубо американским – хладнокровием, чтобы организовать и выйти в эфир с альтернативной идеей столь дальнего прицела.