В этот момент в толпе появился мой длинный сын Алексей, и наш диалог с ученым-специалистом был быстро завершен путем расшаркивания и потряхивания головными уборами, то есть с его стороны надежным волчьим треухом, а с моей – хлипкой вашингтонской восьмиклинкой.
Гриппозные вирусы уже парили надо мной, словно комары над капитаном пехоты в распаренный жаркий день у застоявшегося пруда. Не иначе, как поймаю отечественный гриппок, если уже не поймал. Утро следующего дня полностью подтвердило вторую, робкую половину предыдущей фразы.
Пока что Алекс мчал меня по Москве на своих шипованных шинах. Где достал такую красоту? На этот вопрос так просто не ответишь, папаня. Лучше я тебе расскажу, как мне утром сегодня повезло: заправил полный бак меньше чем за два часа. Бензина, как я понял, в Москве по-прежнему нет, и он по-прежнему стремительно дорожает, а вместе с этим количество машин на улицах все увеличивается, словом, положение нормальное.
С теплым чувством я смотрел, как исправно переключаются на перекрестках светофоры, как увесисто стоят менты в своих традиционных валенках с галошами, как протаскиваются переполненные в этот час пик троллейбусы, свет внутри горит, все стекла целы, как сидят в своих освещенных комках-бонбоньерках торговые хлопцы и девушки, как что-то погружается и выгружается, как кто-то пробегает в ажиотаже, а другой бредет, меланхолически поддав… Страстная жажда оптимизма выискивала все новые и новые признаки нормальности. Чудо из чудес, в Москве кое-где снова появились дворники, скалывают лед, миляги! В январе 1991 года их не было и в помине. Оптимистически далеко не избалованный глаз умилялся и ободрялся любыми, хоть и небольшими, признаками нормальности.
Там и сям над городом распростерты были транспаранты. Уж не пятилетку ли славят по-новой? Уж не к той ли своей прежней «нормальности» возвращаются? Транспаранты, однако, гласили нечто новое, а именно: «С праздником Рождества Христова, дорогие москвичи!»
На этот раз я приехал сюда не просто так, а по общественному делу в качестве члена жюри новой премии «Триумф», учрежденной в Москве группой творческих деятелей во главе с Зоей Богуславской при помощи акционерного общества «ЛОГОВАЗ», которое, как можно понять из второй части названия, занимается автомобилями, а также не чуждается и «универсальной осмысленности», что следует из первой части названия – «логос».
О масштабах благородного предприятия можно было судить по размеру премиального фонда – он составлял пятьдесят тысяч долларов, а также по билету, который мне вручили в вашингтонской конторе авиакомпании «Дельта» – он был первого класса.
Тоже своего рода триумф, думал я, сидя в кресле с электронным управлением и попивая шампанское совсем не дурного, чтобы не сказать великолепного качества. Кроме меня во всей секции первого класса летел до Франкфурта еще только один пассажир, двадцатилетний мальчишка-теннисист.
И вот вместо того, чтобы попасть в своего рода морозное Сомали, в край разрухи и унижения, ты оказываешься в Бетховенском зале Большого театра, где в атмосфере замечательной элегантности происходит награждение лауреатов. Такова Россия, милостивые государи! Она и в 1918 чумной год проводила выборы «короля поэтов» в Политехническом музее и ни на один день не прерывала экспериментов в супрематизме, что же ей сейчас-то не награждать своих творцов, когда не гражданская война, а всего лишь суперинфляция на дворе.
Известно, что в природе таких отвратительных явлений, как суперинфляция, лежит некий не вполне еще изученный психологический сдвиг. Крутится некий порочный круг, который подчас не остановишь никакими экономическими мероприятиями. В таких условиях акции настойчиво оптимистического характера, подобные премии «Триумф», могут вдруг оказаться теми каплями, которые, в конечном счете, перевесят и потянут в другую сторону. Жизнь продолжается, господа, и мы награждаем своих артистов, хоть и не своими деньгами, но по заслугам.
К началу церемонии награждения мой грипп, подцепленный в Шереметьевском аэропорту, разыгрался на полных оборотах. Я сидел среди членов жюри, между Андреем Вознесенским и Катей Максимовой, закрыв распухшую физиономию темными очками и носовым платком. Во время таких событий все вокруг напрашивается в символизм, однако никакого символа в своем дурацком положении я не видел, а только лишь боялся, как бы не обчихать лауреатов.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу