Лора Мориарти - Компаньонка

– Луиза. Твоя мать была не права. Ты была ребенком. Невинным ребенком.

Да она и сейчас дитя. Коре хотелось протянуть руку, погладить черные волосы, утешить.

– Невинным? Когда туда заходила, возможно. Когда выходила – уже нет. – Она сухо посмотрела на Кору. – И не надо так про маму. Она была права. Люди стали бы судачить. – Она сузила глаза. – Вы бы точно стали. Причем первая. Распустили бы сплетню. Конфетку-то развернули, а?

Это была пощечина. Луиза вернула Коре ее глупые слова. Кора развела руками.

– Забудь, пожалуйста, про эту конфету. Это вообще не про то, что случилось с тобой. Забудь, что я это сказала.

– Я не буду ничего забывать.

Они посмотрели друг на друга, и Кора впервые – неутешительный опыт – по-настоящему увидела себя глазами Луизы. Сконфуженная лицемерная старая баба. Дурочка на дурацких ролях. Больше месяца она, идиотка несчастная, изрекала сентенции про конфетки, врала изнасилованному ребенку. Ведь все время врала, разве не так? И сама знала, что врет. Сколько стоила ее собственная девственность, когда ей было семнадцать? В какую цену фантик? И главное, зачем она пыталась научить Луизу своему самообману? Что ей в этой лжи?

Луиза повернулась, взялась за край ванны и встала на колени. На бедрах розовели полоски – отпечаталась плитка.

– Я хочу почистить зубы, – пробормотала она, поднимаясь на ноги.

Кора кивнула. Ей хотелось протянуть руку, чтоб Луиза помогла ей встать, но она знала, что Луиза ей руки не подаст. Кора ухватилась за край раковины и встала сама. Тело болело, она чувствовала себя старухой.

– А можно без зрителей? – поинтересовалась Луиза, уже не глядя на Кору. – Я писать хочу.

Кора проковыляла в спальню. Когда туда заходила, была невинной. Когда выходила – уже нет. Еще отдернута занавеска на окне, у которого она дежурила в злобе и тревоге каких-то двадцать минут назад. Кора стала задергивать и увидела, что фонари еще горят, но людей и машин прибавилось. Четыре утра? Пятый час? Кора легла на свою сторону кровати и натянула простыню до подбородка. Надо бы убедиться, что Луиза легла в постель и хоть немного поспит. Но в те несколько оставшихся дней, что они проведут вместе, девочке нужна хотя бы видимость уединения. Кора отвернулась к стене и закрыла глаза, хотя знала, что не уснет.

В продуктовом магазине на углу русский с крючковатым носом сообщил Коре, что она сегодня первый покупатель, и приветливо болтал, пока не заметил ее отсутствующий, измученный взгляд. Теперь поддерживать разговор было необязательно. Кора купила «Нью-Йорк таймс», буханку хлеба, клубничный джем, масло, жестянку черного чая и шесть апельсинов. Было еще очень рано и потому не жарко, даже прохладно; едва светало.

Дверь подъезда выглядела как всегда – никаких следов ночной драмы. На лестнице Кора увидела Луизину туфлю: кто-то воткнул ее каблуком между перил рядом со второй лестничной площадкой.

Кора тихо вошла в квартиру, положила туфлю на пол, а покупки на письменный стол. Поставила чайник, сняла обувь и вошла в спальню. Луиза спала калачиком и тихонько посапывала; лица не видно. Убедившись, что она спит, Кора бесшумно вышла.

В газете была статья про убитого мальчика. Все, как рассказала Луиза: полиции донесли о самогонном аппарате, бутлегеры выскочили с пистолетами, мальчик очень не вовремя вышел на крыльцо. Шеф полиции: мы скорбим о том, что жестокие преступники убили невинного подростка. Подозреваемые арестованы, им предъявлено обвинение в убийстве по внезапному умыслу и в незаконном производстве алкоголя, так как было обнаружено и уничтожено несколько бочек джина. Мать убитого: он был такой хороший, никогда не влипал в неприятности. Рядом фотография – угрюмый человек моет крыльцо – и подпись: дядя покойного.

Кора закрыла фотографию ладонью, сначала слегка, потом нажала сильнее, будто отгораживалась.

Надо было тихо чем-то заняться, пока Луиза спит, и Кора прочитала газету от корки до корки. Дома она регулярно читала газету, в Нью-Йорке стала покупать «Таймс». Но только этим утром ее поразила эта дикая газетная смесь трагедий с развлечениями. Бэйб Рут снова выбил три хоумрана за один день. Медсестричка из Рочестера, двадцать один год, прыгнула с крыши – насмерть; соседки по комнате объясняют: ее папа наполовину негр, и она знала, что придется из-за этого отказать жениху. Развод кинозвезды в Лас-Вегасе. В Германии застрелен министр иностранных дел, еврей; радикальная группировка берет на себя ответственность за убийство и угрожает продолжить расправы с евреями, занимающими высокие посты. Бруклин планирует для Кони-Айленда парковку на пятьсот мест. Голод и страдания в Армении. Президент Хардинг выразил решимость покончить с угольным кризисом. Забастовка ткачей. Очередной суд Линча в Джорджии – убит пятнадцатилетний мальчик. И чтобы закончить на радостной ноте: юбки выше колен вышли из моды, подолы снова удлинились; родители, священство и работники образования вздыхают с облегчением, ибо теперь снова популярно целомудрие.