– Кора.
– Ты желал моей смерти, – сказала она. – Тогда ты изображал бы несчастного вдовца. Тебя бы все жалели – еще бы, жена умерла. Которую ты не любил.
– Если б я желал твоей смерти, я бы сделал тебе еще одного ребенка.
Эта жестокость поразила ее, но в его лице она прочла не жестокость, а усталость. Он хотел было подсесть к ней, но она отпрянула и велела ему выйти из комнаты и не говорить больше ни слова. Смысл его речей и так предельно ясен: она получила так много, а взамен от нее требуется так мало. У нее есть все, о чем может мечтать женщина, кроме кучи детей, но в этом не его вина. Она должна не злиться, а благодарить.
Не желая еще сильнее огорчить Кору, он предоставил ей право принять решение.
Немец отпер дверь быстро: Кора только два раза тихонько постучалась. Кора сказала «здравствуйте» и отвела глаза. Ее все еще переполняло смущение.
– Вы фовремя. – Он пригласил ее внутрь. По фартуку было размазано какое-то темное масло.
Кора кивнула и вошла вслед за ним в коридор, оттуда в залитую светом кухню. Монашек не видать. Наверху пели девочки; расстроенное фортепьяно заглушало их голоса.
Он захлопнул дверь и поманил Кору дальше по коридору, мимо запертого кабинета сестры Делорес. У следующей двери он достал кольцо с ключами и стал их перебирать. Кора стояла у него за спиной и смотрела в затылок. Все выходные Кора внушала себе: не давай волю надежде, не радуйся раньше времени. Но вот она здесь, и немец сейчас ее впустит, как обещал. Полчаса спустя она, может быть, выйдет отсюда, уже зная свою фамилию, имя матери или отца.
А может, и нет. Кора утерла платочком лоб. Душа хранила горечь разочарования и предупреждала: быть может, там нет твоей папки, или в этой папке нет того, что ты ищешь, и придется вернуться в Уичиту, не узнав ничего нового. И что тогда? Придется смириться и жить дальше.
– Вот. – Немец выпростал из связки серебристый ключик. Глянул на Корино запястье. – Тшасов у вас нет?
– Простите. Есть. – Она вынула часы из ридикюля. Кора снова последовала совету Флойда Смизерса: отправляясь в этот район, не надевать ценных вещей.
– Гут. – На мускулистом запястье – часы на потрепанном ремешке. – У вас тватцать минут. Я савтракаю на лестнитце. Если придут раньше, саговорю. Тогда не выходить. Подождайт, пока не скашу, что поряток. – Он серьезно посмотрел на Кору. – Мошет, будет надо просидеть, пока монашки не спать. Лутше успевайт за тватцать минут.
Кора кивнула. Немец повернул ключ в замке. За дверью была маленькая комнатка с зарешеченным окном, со столом, стулом и деревянным картотечным стеллажом во всю стену, высотой с Кору. Четыре штабеля ящиков с медными ручками.
– Тватцать минут, понимайт? – Корин провожатый вышел в коридор.
– Я справлюсь, – Кора обернулась к нему. – Спасибо. – Она сказала это очень искренне. О деньгах он и речи не заводил.
Немец пожал плечами и глянул в потолок:
– Тшего там. Я кажтый день савтракаю на лестнитце.
Он закрыл дверь. Кора осталась одна. Фортепьяно играло тише, теперь стало слышно девочек, которые пели на латыни заунывными высокими голосами.
За пять минут Кора успела понять, что папки расставлены частью по году рождения, частью по году прибытия в приют. В каждой папке бумаги сколоты булавками. Было жарко, Кора сняла перчатки и укололась булавкой до крови. Посасывая ранку, она одной рукой перебирала папки, читая на картонных табличках: ДОНОВАН Мэри Джейн, СТОУН Патриша, ГОРДОН Джинни. Дальше, дальше… Девочки наверху перестали петь.
Она нашла свою папку в ящике за 1889 год. На папке большими буквами ее имя – КОРА, и больше ничего. Без фамилии. Кора вытащила папку. Будь у нее побольше времени, она бы подождала, собралась бы с духом.
Первая страница не успела ни пожелтеть, ни сморщиться, и печатный шрифт читался легко:
КОРА, 3, из миссии Флоренс Найт.
Волосы: темные.
Глаза: темные.
При осмотре ребенок здоров, развитие в норме, характер покладистый. Текущее нервное состояние имеет вероятной причиной смену обстановки. Некоторое время находилась в миссии Флоренс Найт (улица Бликер, 29).
Родители: неизвестны.
Внизу страницы, от руки:
Выслана на поезде с Обществом помощи детям. Ноябрь 1892 года. Помещена в семью.
Кора вынула булавку. Вторая страница – письмо от руки на линованной бумаге с цветочным орнаментом по краю. Конверта не было, но остались две линии на месте сгибов.
10 ноября 1899 года
Добрым людям из Нью-йоркского дома призрения для одиноких девочек.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу