Татьяна Булатова - Да. Нет. Не знаю

– Все, – незатейливо просто ответил Георгий Константинович и, коснувшись черной королевы, тут же исправился: – Но в первую очередь, конечно, она.

– Вы имеете в виду Аурику? – сознание Коротича требовало ясности формулировок.

– Разумеется, – откинулся на стуле довольный понятливостью визави Одобеску.

– Аурика мне нравится, – низко опустив голову, сообщил Миша.

– Я не понимаю это ваше «нравится – не нравится». Нравиться может соседка по лестничной клетке, актриса Любовь Орлова, пирожное эклер, новорожденные котята. Мне бы хотелось большей определенности. Любите ли вы мою дочь?

Коротич чуть не свалился со стула под натиском Георгия Константиновича.

– Я не слышу ответа, – почти прорычал Одобеску.

– Да.

– «Да» – это коварная частица, используемая мужчинами и женщинами для ухода от ответственности. Сопроводите ее нужной интонацией, и вместо «да» выплывет гораздо более определенное «нет».

– Люблю, – выдавил Миша и поднял голову.

И тогда Георгий Константинович, не отводя взгляда от собеседника, пафосно заявил:

– Тогда вам мат.

– Мат?

– Полный мат, – подтвердил Одобеску. – И не может быть никакого компромисса.

– Но партия не закончена, – промямлил Коротич.

– Увы, – усмехнулся Георгий Константинович и уронил черную королеву. – Закончена. Как отец, я поставил вам мат. Вы – шляпа. Идете на поводу у моей капризной дочери, наивно предполагающей, что мужья – это не что иное, как приятное добавление к ее имперскому портрету. У вас мало шансов. Но они есть.

– Есть? – не поверил хозяину дома гость.

– Есть. Читайте русскую классику, молодой человек. Не обязательно русскую, любую другую. Аурику нельзя завоевать, руководствуясь математическими формулами. Ей нужна романтика. Бросьте ее.

– Я не понимаю, – взмолился Миша.

– Не валяйте дурака, юноша. И перестаньте смотреть ей в рот. Огрызайтесь. Назначайте свидания и не приходите, сославшись на занятость. Расскажите ей о своей первой любви, пожалуйтесь на гнетущие воспоминания, неутихающую боль, которую вам причинила другая женщина. Наконец, скажите ей, что она вам не подходит, потому что выше вас на полторы головы, легкомысленна и не так уж хороша собой. Романтизьм! Романтизьм творит с женщиной чудеса, превращая ее из пантеры в домашнюю кошку. Кстати, – Георгий Константинович перевел дыхание, – вы хотите детей?

– Не знаю, – честно ответил Коротич, еще вчера не предполагавший такого поворота. Но его корабль был в руках многоопытного капитана, уже объявившего пассажирам о приближении Земли.

– Никаких «не знаю»! Пообещайте при случае дюжину, сопроводив это словами о том, что все они, как две капли воды, будут похожи на свою мать. Вот здесь смело пускайте слюни изо всех сил. Женщинам это нравится. Все остальное они дорисуют сами, сами поверят и сами предложат вам руку и сердце. Хотите?

– Хочу, – признался Миша и тут же добавил: – Но я так не умею.

– Я тоже, – засмеялся Одобеску. – Но это ничего не меняет. Дерзайте, мой друг!

Надо сказать, нарисованный Георгием Константиновичем план действий казался влюбленному Коротичу абсолютно нежизнеспособным. Самое большое, на что мог решиться бедный Миша, это на демонстративное равнодушие к великолепной Аурике, при приближении которой он по-прежнему покрывался алыми пятнами смущения и мог говорить только об очередном головокружительном достижении советской науки. Стоило же им остаться наедине, как Коротич замыкался в себе и, скрестив руки на груди, скользил взглядом по потолку, невпопад отвечая на коварные вопросы младшей Одобеску.

– Зачем он к нам ходит? – донимала она отца одним и тем же вопросом.

– Не к нам, а ко мне, – строго поправлял дочь Георгий Константинович, явно недовольный замедленными реакциями будущего жениха.

– Ну, хорошо, – пожимала плечами Аурика. – К тебе.

– Мы товарищи, – объяснял Одобеску, не позволяя себе никаких намеков на истинные причины почти ежедневного появления Коротича у него в доме.

– А-а-а… – с пониманием тянула красавица и радовалась тому, что внимание ее бывшего, как называла его Глаша, «кавалера» теперь приковано исключительно к персоне отца. – Тогда ясно.

– Мы тебе мешаем? – интересовался Георгий Константинович, сознательно подчеркивая свою с Мишей отчужденность от Аурики.

– Нет, – успокаивала его дочь, но внутри что-то непривычно поскребывало: то ли обида, то ли разочарование. Прекрасная Золотинка гнала прочь незнакомые ощущения и, открыв дверь гостю, привычно сообщала: – Отец у себя в кабинете, Коротич. Ждет-с, – язвила она и стремительно удалялась.