Татьяна Булатова - Да. Нет. Не знаю

– Я не спрашиваю, сколько он зарабатывает.

– А что ты тогда спрашиваешь? – начала закипать Валечка.

– Я спрашиваю, зачем ты с ним расписалась? Ты что, его действительно любишь? – закатила глаза Аурика и показала пальцем себе в темечко. – Вот это? (Она, видимо, имела в виду лысину).

– Я беременна, – устало выдохнула Валентина и затравленно посмотрела на мать.

– Это не повод! – прикрикнула Аурика Одобеску, а потом перешла на громоподобный шепот: – Я понимаю, в мое время! Беременна и без мужа – позор семье, косые взгляды. Но сейчас-то что?! Тебе тридцать первый год. Ты, я так понимаю, давно не девственница, поэтому можно смело называть вещи своими именами. Ты что, не предохранялась с этим своим соседом?!

– Предохранялась, но так получилось.

– Это могло получиться с любым другим.

– Но любой другой ни разу не предложил мне выйти за него замуж, узнав о том, что я беременна. А этот сразу же признал и сразу же предложил.

– И какая по счету у тебя эта беременность? – поинтересовалась Аурика Георгиевна, пытаясь оправдать дочерний выбор.

– Третья.

– Третья? Ты ничего не говорила, – растерялась Аурика и даже присела на стул.

– А когда мне было тебе об этом рассказывать? Да и потом: ты же знаешь, какая я «удачливая»! Я даже родиться в день похорон деда умудрилась.

– Это не ты, – автоматически поправила ее мать. – Это он умудрился быть похороненным в день твоего рождения… Все равно не понимаю: ты сделала два аборта?

– Да… То есть нет…

– Попробуй еще сказать «не знаю», и я за себя не ручаюсь, – взревела Аурика Георгиевна и двинулась в наступление.

– Они сами сделались. Как только пятая неделя – все…

– А кто отцы?

– Какая теперь разница, кто отцы? – резонно отметила Валентина.

– Ну, если они не предлагали признать отцовство, то, конечно, никакой. И вообще, почему он Генрих? Он что? Немец?

– Да не Генрих он никакой, – усмехнулась Валечка, и Аурике сразу стало ясно, что влюбленной ее дочь назвать трудно. – Он Геннадий. Геннадий Павлович. Но почему-то любит, когда его называют Генрихом.

– Валька, ну скажи мне честно, как ты – здоровая, красивая молодая женщина – умудрилась оказаться с ним в одной постели?

– Я не знаю… Так получилось.

– Валь, ты дура. А почему ты про беременность ничего не сказала?

– Я сказала, – призналась Валечка.

– Кому?

– Але.

– Ну, теперь мне понятно, с какого перепугу ты замуж рванула. Аля научила, – Аурика Георгиевна подняла палец и погрозила им невидимой Алечке. – Она же у нас в православие ударилась, всегда стоит на страже нравственности и морали.

– Ничего она не стоит. Просто сказала, что беременность надо попытаться сохранить, потому что предыдущие выкидыши – плохой сигнал.

– Ну и сохраняла бы, – недовольно буркнула Аурика. – Что за проблема?

– Алька сказала: чтобы сохранить, надо успокоиться, выйти замуж и ничего не бояться.

– Дура твоя Алька, – тут же вынесла свой вердикт мать. – Только она могла посоветовать такую глупость.

Валечка не ответила ни слова. Аурика Георгиевна тоже на минуту замолчала, а потом подошла к дочери, поцеловала ее в макушку и задумчиво произнесла:

– А вот если бы я не купила тебе ту квартиру на Профсоюзной, ничего бы не было. И ведь не хотела брать-то ее, как чувствовала. Сестер твоих послушала. А теперь – смотри-ка: и квартира, и муж, и – дай бог, ребенок. Ну не чудо ли у тебя мать?!

Тогда Валентина матери ничего не ответила, задумавшись о том, что ждет ее впереди. Ей мерещился толстый ребенок, почему-то обязательно – мальчик, между ног которого бойко топорщился главный инструмент мужчины, ремонт в квартире и неожиданно помолодевший Генрих, внешне напоминающий собственного сына.

В реальности вместо толстого мальчика из нее, словно под давлением, вылетели кровавые куски, а одетый в элегантный костюм сын Генриха недвусмысленно намекнул мачехе, что на дополнительную жилплощадь той рассчитывать не следует, и вообще – муж должен жить вместе с женой, а не в соседней квартире. Валечка сначала расстроилась, а потом подумала и попросила Генриха окончательно вернуться к себе и больше не приходить к ней вечерами, потому что потом лень за ним дверь закрывать и скакать по холодному полу босыми ногами.

– Ну, хоть иногда? – попросил лишенный женского тепла Генрих.

– Ни-ког-да, – как отрезала Валечка и, поменяв в двери замки, стала обращаться к бывшему мужу «Геннадий Павлович».

Аурика Георгиевна искренне обрадовалась дочернему разводу и тут же выделила деньги на покупку дачи.