Армандо Салинас - За годом год

Дойдя до площади Аточа, Энрике с бойцом из его расчета направились по Пасео дель Прадо. Остальные пошли к Вальекскому мосту.

— Ты, кажется, холостой, Энрике?

— Да.

— А у меня жена и двое детей. Единственное утешение, что это кончилось, теперь хоть увижу их.

— У тебя прекрасные ребятишки. Я помню, ты показывал мне их фото.

— Да, отличные ребята.

— Тебя, Аугусто, по крайней мере хоть ждут дома.

— Сам не знаю, хорошо это или плохо. Как раз теперь и начнутся трудности.

— У всех они будут. Не надо забывать, что войну мы проиграли.

— Да, правда.

— И все же, как ни говори, а, наверное, это здорово приятно, когда тебя кто-то ждет.

— А ты куда пойдешь?

— Домой, к брату.

Они остановились, чтобы закурить по американской сигарете. Бульвар был безлюден. Лишь изредка на огромной скорости проносился автомобиль.

— Удирают, — пояснил приятелю Энрике.

При лунном свете можно было прочесть военные плакаты, наклеенные на фасады домов по левой стороне улицы.

— «Они не пройдут», — прочитал Энрике. — Да, грустно теперь читать такие плакаты.

— Мы не могли выиграть эту войну. Ничего не поделаешь.

— Да, им здорово помогали, нам меньше. Не удивительно, что они победили.

— Не знаю, — сказал Энрике. — Я совсем запутался. Порой думаю, надо было нам еще продержаться, ведь у нас оставалось десять провинций. Вот-вот разразится мировая война. По-моему, сторонники Касадо ошиблись.

— Считаешь, нам не поздоровится?

— По правде говоря, не знаю, но, что бы там ни случилось, мы должны смело смотреть вперед.

— Я тоже ничего не знаю. Говорят, тем, у кого руки не запачканы кровью, бояться нечего.

— Да, так говорят. Я сам ничего толком не знаю. Пока известно одно — шкуру с нас еще не спустили. А там видно будет. Нос вешать нечего.

Они подошли к главному входу в Ботанический сад. За решетчатой оградой ветер качал кроны деревьев.

— Недурная ночка.

— Да, недурная.

— Ну ладно, прощай. Коли ничего не случится плохого, увидимся. У тебя есть мой адрес? — спросил Аугусто.

— Да.

Оставшись один, Энрике принялся размышлять о своей дальнейшей судьбе, о том, что ждало его впереди. Быстро шагая, он думал о разговоре, который только что вел с Аугусто. «Многие теперь станут рассуждать так же. Все будут ожидать, что произойдет завтра. Одни со страхом, другие с радостью. А сегодня многие не смогут заснуть».

Ему стало жарко, и он расстегнул шинель. Посмотрел на небо: ночь стояла мирная, прекрасная.

— Завтра будет хороший день, вон как вызвездило, — непроизвольно пробормотал он.

Весь день он ни разу не вспомнил о брате. Но теперь решил пойти к Пабло и поговорить с ним и его женой Тересой. Он попросит у них свою всегдашнюю комнату, с окнами на улицу, из которых виден монастырский сад.

Пятиэтажный дом, где жил Пабло, стоял в самом конце улицы, напротив облупившейся стены монастыря. Ставни на окнах были плотно закрыты: все еще соблюдалась светомаскировка.

Когда Энрике подошел к подъезду, на монастырской колокольне пробило три часа ночи.

Он постучал в дверь молотком и, усталый, присев на ступеньки, стал ждать, когда откроют.

Через несколько минут дверь отворилась, на пороге показался мужчина. Он застегивал брюки. Голова у него была взъерошена.

— Что надо? Почему вы стучите так поздно? — спросил он.

— Простите, пожалуйста, — ответил Энрике, поднимаясь со ступенек.

— Вам что надо?

— Мой брат дома?

— А кто ваш брат? — поинтересовался привратник.

— Его зовут Пабло.

— Лейтенант уехал вчера.

Энрике достал портсигар и предложил:

— Закуривайте.

— Спасибо. Я уже давно не курю, и меня не тянет.

— А Тереса? Она тоже уехала?

— Уехали оба. За ними приезжала машина.

— А не знаете, куда они уехали?

Привратник, подняв воротник куртки, раскуривал сигарету.

— Давно уж не курил, почти и вкуса табака не помню. Когда приучишься дымить сушеными апельсиновыми корками, о табаке совсем забудешь.

Часы на монастырской башне прекратили свой размеренный бой. Энрике снова спросил:

— А они не оставили адрес, куда поехали?

— Нет. По моему разумению, в Валенсию, садиться на пароход. Вроде, они так говорили.

Привратник, засунув руки в карманы брюк и рассматривая Энрике, несколько раз глубоко затянулся.

Энрике больше ни о чем не спрашивал. Подняв воротник шинели, он медленно, тяжело и устало зашагал к центру города.

Пробирал предрассветный холодок.

Доехав до площади Куатро Камипос, он сошел с трамвая. Быстрыми шагами направился вверх по Браво Мурильо, свернул в одну из боковых улочек. Внизу, в конце улочки, лениво ползла повозка, запряженная мулами. Бездомная собака нехотя пересекла мостовую и улеглась на краю тротуара. Несколько мужчин, сидя на табуретках, прислонясь спиной к стене таверны и вытянув ноги, молча курили.