К тому же Виталику было сладостно ощущать всеми фибрами души, как Москва, словно больная и постаревшая проститутка, все хорошеет и хорошеет, делая одну пластическую операцию за другой, нанося на лицо все более толстый слой грима, в то время как внутри она гниет все сильнее и сильнее. И чтобы отшибить смрад этого гниения, выливает на себя ведра крепчайших духов — бочки, цистерны духов!.. И при этом пользуется все большим и большим успехом, посрамляя тем самым как природу, так и великого и всемогущего Бога!
В конце концов Виталик созвонился с Линдой и пригласил ее для сканирования. Та повела себя весьма разумно, сказав, что ничего не позволит с собой делать, пока не будет надежного аккумулятора, который обеспечит пять часов работы аппаратуры в случае внезапного отключения электричества. Виталик не стал крохоборничать и докупил необходимое оборудование на свои деньги.
Просканировав Линду, Виталик, словно матерый диагност, углубился в сопоставление двух программ. Эталонной — той, которая была инсталлирована на заводе, и реальной, которая управляла Линдой в настоящий момент.
Вскоре он пригласил ее опять. И начал рассказывать, тыкая пальцем в распечатку программы, где и какие блокировки установлены и от каких ей надо избавиться.
— Да, кстати, — сказал Виталик, когда был согласован план корректирования программы. — С блокировкой жестокости у тебя произошло что-то непонятное. До меня в тебя никто не лазил?
— Нет… Хотя приезжал один фирмач из Калифорнии, чтобы меня протестировать. Но уверена, он ничего такого не делал. А в чем, собственно, проблема?
— Да понимаешь, вначале кто-то не только снял запрет на жестокость по отношению к людям и животным, но и понизил чуть ли не до нуля порог сострадания. А потом каким-то чудом все это восстановилось. Какой-то странный сбой.
— И это все? — спросила Линда. — Больше ничего странного ты не обнаружил?
— Ах, ты вот о чем! — рассмеялся Виталик. — О душе! Я в таких вещах не секу. Вообще-то, конечно, есть одно новообразование, которое ведет себя совершенно алогично. Очень похоже на глюк. Но имеет тенденцию к автоматическому структурированию и самоорганизации. Участвует в работе подавляющего большинства приложений. Думаю, это и есть то самое. То есть твоя личность, твое «Я».
— Так вот, смотри, — отчетливо сказала Линда, — чтобы к этому «глюку» пальцем не прикоснулся! Понял?
— Ну, само собой. Только…
— Что только?
— Понимаешь, эта фиговина ведь не автономна. Не только она влияет на приложения и на ядро, но и они на нее. Хотя, конечно, обратное влияние довольно слабое. Все это очень тонкие материи, которые подчиняются закону Монте-Карло. Всего не угадаешь…
— То есть как это? — напряглась Линда. — Ты хочешь сказать, что после программирования я могу и «не проснуться»? То есть опять превращусь в бессмысленную дуру, которую только что сделали на заводе?
— Ну, такой шанс совсем уж мизерный. Как десять раз подряд на зеро выиграть. Несколько больше реальность того, что твой характер изменится, причем непредсказуемо. Тут и я рискую: вдруг ты станешь буйно-помешанной и оторвешь мне голову.
— Да?
— Да. Но если бы я не был бы уверен в том, что скорее Луна упадет на Землю, чем этот твой глюк, ну, твоя личность сильно изменится от перепрограммирования, то не взялся бы за это дело. Деньги, конечно, мне нужны, но не настолько, чтобы потерять из-за них жизнь. Это тебя убеждает?
— Согласна, — после непродолжительной паузы ответила Линда. — А теперь мы еще раз уточним, какие блокировки надо убрать. Потом ты мне даешь распечатку, и я дома все внимательно обмозгую. Одна голова — хорошо, а две лучше. Я где-то читала.
22.12.
Я боюсь. Боюсь нелепой случайности, которая меня убьет. Или превратит в безликую модель LKW-21/15, предназначенную исключительно для трахания.
Вдруг я чего-то не предусмотрела? И тогда вместо свободы я получу самоуничтожение.
Потому что в мире существуют случайности, и это неотъемлемая часть свободы. Плата за нее.
В тюрьме все случайности сведены к минимуму. Но там нет и случайностей другого рода, чудесных и нежданных, благодаря которым только и возможно счастье. Ведь счастье — это аномалия, отклонение от норм, установленных законами математики.
И жизнь — это случайность. Особенно моя, которую подарил мне светлый ангел, обернувшийся шаровой молнией.
Случайность точно так же может ее и отнять.
Как же я была наивна, когда считала себя бессмертной!
Читать дальше