Мо Янь - Устал рождаться и умирать

А теперь позвольте вернуться к тому, что я рассказывал раньше. Большую куртку, в которой мать походила на выкатившийся ларь для зерна, послал моей сестре брат, потому что в первую очередь она лечила хунвейбинов, а потом уже всех остальных в деревне. А та, как заботливая дочь, и передала куртку матери, чтобы защитить её от холода. Мать бросилась перед братом на колени и, взяв его за руку, расплакалась:

— Что с тобой, сынок? — Лицо брата было багровое, губы растрескались, из ушей тёк гной с кровью — просто мученик. — Твоя сестра, где твоя сестра?

— Сестра принимает роды у жены Чэнь Дафу.

— Цзефан, — взмолилась мать, — сынок дорогой, сбегай за сестрой…

Я посмотрел на Цзиньлуна, на хунвейбинов, оставшихся без предводителя, и сердце заныло. В конце концов, мы сыновья одной матери, хоть он и ведёт себя высокомерно, я ему отчасти завидую, а ещё больше восхищаюсь, понимая, что он человек талантливый, и смерти его никак не хочу. Я пулей вылетел со двора, выбежал на улицу и, пробежав двести метров на запад, свернул на север, в переулок, где стоял первый от дамбы двор — трёхкомнатный дом, крытый соломой, окружённый земляным валом. Здесь и обитал Чэнь Дафу с семьёй.

На меня с яростным лаем бросился их пёс, худющий — кожа да кости. Я бросил в него подобранным кирпичом, попал по ноге, и он с жалобным воем ускакал на трёх ногах назад в дом. Оттуда с воинственным видом и дубинкой в руке показался сам Чэнь Дафу:

— Кто мою собаку ударил?

— Я твою собаку ударил! — грозно сдвинул брови я.

Узнав меня, этот огромный, как чёрная железная пагода, здоровяк тут же смягчился. Важность вмиг слетела, и он выдавил подобие улыбки. С чего бы ему меня опасаться? А потому что у меня против него было кое-что. Я видел, чем он занимался в ивовой рощице у реки с У Цюсян, женой Хуан Туна. Та зарделась и, согнувшись в поясе, побежала прочь, даже таз с бельём и валёк оставила. По реке поплыло что-то из одежды в цветную клеточку. А Чэнь Дафу, затягивая ремень на штанах, пригрозил: «Скажешь кому, прибью!» — «Боюсь, Хуан Тун прибьёт тебя раньше», — ответил я. Тот сразу сменил тон и принялся уговаривать, пообещав выдать за меня племянницу жены. В памяти тут же всплыла эта светловолосая девица с маленькими ушками и вечными зелёными соплями под носом. «Вот ещё, — фыркнул я, — на кой мне эта рыжая. Лучше один всю жизнь проживу, чем с такой уродиной!» — «Ха, паршивец, ты нос-то не задирай. Сказал, что выдам за тебя эту дурнушку, так и будет!» — «Тогда лучше найди булыжник и забей меня до смерти», — заявил я. «Давай, дружок, заключим соглашение, — предложил он. — Ты никому не рассказываешь, что видел, а я не буду навязывать тебе женину племянницу. А ежели нарушишь слово, велю жене привести её к тебе в дом и посадить на кан, а эта придурошная будет говорить, что ты её насиловал. Посмотрим, как ты тогда запляшешь!» Я прикинул: если эта уродина да ещё и дура будет сидеть у нас на кане и такое рассказывать, и впрямь хлопот не оберёшься. Хоть и гласит пословица, «стоящий прямо не боится, что тень кривая, сухое дерьмо к стенке не липнет», с таким разобраться непросто. И я это соглашение с Чэнь Дафу заключил. Со временем по его отношению ко мне стало ясно, что он побаивается меня больше, чем я его. Вот и заехал его псу по ноге, поэтому и осмелился разговаривать с ним таким тоном.

— Сестра моя у вас? Мне сестра нужна!

— Сестра твоя, дружок, у моей жены роды принимает.

Я глянул на пятерых сопливых девчонок во дворе, мал мала меньше:

— Да, жена у тебя что надо, как сука, одного за другим приносит.

— Не надо такие слова говорить, дружок, обидно это. Мал ещё, погоди вот, подрастёшь, тогда поймёшь.

— Мне с тобой лясы точить некогда, — заявил я. — Мне сестра нужна. — И крикнул прямо в окно: — Сестра, а, сестра, меня мать за тобой прислала, Цзиньлун помирает!

В это время в доме раздался крик новорождённого. Чэнь Дафу подскочил к окну как ошпаренный:

— Кто? Кто?

— С загогулиной, — донёсся слабый женский голос.

Чэнь обхватил руками голову и заходил по снегу перед окном кругами, подвывая:

— У-у… У-у… Правитель небесный, на сей раз раскрыл ты очи свои, будет теперь и у меня, Чэнь Дафу, кому возжигать благовония…

Запыхавшись выбежала сестра и взволнованно спросила меня, что случилось.

— Цзиньлун помирает, — повторил я. — С помоста упал, того и гляди ноги протянет.

Растолкав толпу, сестра присела на корточки рядом с Цзиньлуном. Сначала потрогала ноздри, потом пощупала руку, лоб, встала и сурово скомандовала: